А ведь как все начиналось. Романтика, вольная сталкерская жизнь! ЗОНА! Сказки для идиотов. Вся романтика в том, чтобы живым вернуться, загнать хабар и напиться в доску. Вольная сталкерская жизнь тоже оказалась далеко не сахаром — пот, грязь, радиация, усталость и кровь. Причем, крови порой даже больше, чем всего остального. Друзья есть — всегда помогут, поделятся, а поговорить не с кем. Устало отмахиваются: «Опять ты со своей философией!..» Про прошлую «дозоновую» жизнь разговаривать не принято. Все, ты в Зоне. Это твое прошлое, настоящее и будущее.
Пастух вздохнул, отложил почищенный Калашников, натянул поплотнее капюшон и задумчиво пошевелил угольки.
Паршивый день сегодня. В группу Шатуна он не попал — тот ушел с двумя новичками, что б пообтерлись, а с незнакомыми ходить не хочется. Пришлось идти в одиночку. И в итоге день насмарку — от Периметра отошел километров на пять, артефактов почти не нашел, а патроны все истратил — псевдоплоти сегодня в ударе, так и прут.
Верно ему в баре сказали два месяца назад, когда он только-только пришел: «Неее, парень. Тебе Зона ничего хорошего не даст — ни денег, ни счастья». Верно сказали. Это место для тех, кому терять нечего. Для тех, кто в жизни разочаровался. А ему, Пастуху, еще и тридцати нет. Останься он в родном селе, уж может и женился бы, хозяйством обзавелся, детишек опять-таки. Нет, потянуло на романтику. Настоящим мужиком себя почувствовать! На тебе романтику! Жри ее горстями! Да только руки от кровавой грязи вытри…
— Эй! Есть тут кто?! — Сквозь шум ветра и дождя прозвучал уверенный мужской голос. — Сталкеры, есть кто внутри? Пустите непогоду-то переждать? Не стреляйте, сынки! Один я.
Пастух напрягся: кого там кровосос принес. Голос незнакомый, лишь бы не мародер.
— Заходи, дядя! Только медленно и руки на виду держи!
Покосившаяся дверь со скрипом отворилась и в сарай медленно вошел щуплый субъект в синем дождевике и с суковатой палкой в руке. За плечом вошедшего болтался не туго набитый рюкзак из мешковины:
— Добрый человек, пусти прохожего обогреться? — Из под капюшона на сталкера глянули веселые старческие глаза. — Бреду-бреду, смотрю — в оконце никак огонек играет? Думаю, пустят погреться? Идти еще далековато. А по такой погоде и того дальше. Не против соседства, парень?
— Заходи, дед, только не шали, я нервный. — Пастух ничего не имел против пришедшего, но своими словами прибавил себе уверенности. — Располагайся, места хватит.
— Вот, благодарствую! Промок весь, чай пообсохну к утру. А то ревматизм ежели на пути прихватит — куда ж дальше идти. Благодарствую! А ты что же, один здесь?
— А ты с какой целью интересуешься, старче? Интерес какой имеешь или так, разговор завести?
— Антирес, конечно. Да не про твои бирюльки, сынок. Любопытно просто — а коли дичина захочет поужинать? Чем ты от нее отбиваться будешь? Котелком чтоль? Автоматик-то безпатронный — отсюда видать. Вона, рожок пустой отстегнут. Были б патроны — зарядил бы. — Дед опустился на чурбак, положив рюкзак на колени, а палку отставил в сторону.
— Так и ты, дед, не особо для зверей-то опасен. Что-то кроме этого дрына и не видать у тебя ничего. А под плащом берданку не спрячешь. Да и обрез бы уж давно оттопыривался. — Пастух подозрительно окинул старика взглядом. — А ты вообще, как здесь оказался, дед? Что-то староват ты для Зоны. Без оружия ходишь, как по Крещатику…
— Да кому ж я нужен-то? Старый, костлявый, кости прогнили уже. Несъедобный я. — Дед, поморщившись, потер поясницу. — Живу я здесь, парень. Вот и хожу без оружия. Кто ж по дому с карабином ходит?
Пастух опешил. Сумасшедший дед! Вот принесла нелегкая на ночь глядя собеседничка. Ишь ты — живет он здесь. Маразматик старый.
— Хорош шутить, дед, не с сопляком разговариваешь. Как звать-то тебя?
— Да не шуткую я, сынок, взаправду говорю. Живу я здеся. Ну то есть в Чорнобильском районе. А звать меня Митрий Фомич. Председатель свиноводческого совхоза «Заря пролетариата». Слыхал про такой? Это километров 10 к северу отсюда.
— Не, не слыхал. Я так далеко не ходил. — Пастух озадаченно почесал макушку. — Брешешь ты, Фомич. Какой колхоз? Уж 25 лет тут ничего нету. Зона только.
— Кому Зона, кому Родина. Слыхал я про энту аварию на станции. Лектричество из ей шло. А потом бахнуло что-то и лектричество кончилось. Тогда весь совхоз растащили, люди уехали. Одни мы со Степанидой, жинкой моей, остались, да еще сын Минька. Куда нам ехать? Родились тута, выросли, работали. Некуда нам ехать. Вот и работничали втроем. А третий месяц, как Степанида померла, вдвоем остались с Минькой. Только он тоже не ахти какой работник стал. Болеет, кожа у его язвится. Вот, за мазью иду. Авось и полегчает.
— Ну ты даешь, Фомич! И чего, никак на тебя Зона не повлияла? Ты, вроде, не хворый никакой, раз хозяйство практически один ведешь. Во, дела! — Сталкер шумно выдохнул. — В баре расскажу, так не поверят! Действующая свиноферма в Зоне! И что же — даже свиньи есть?
— А то! — Дед горделиво приосанился. — Пятьдесят рыл. Упитанные, здоровые, что твои кадки! Хоть сейчас на всесоюзную выставку! Поросятся справно, хряки племенные.
А то, что здоров я — эт верно. Да разве за таким хозяйством один углядишь? Крыша в хате протекает немного, заборец надо бы обновить — совсем ветхой стал. Печка чадит полегку. Помогают мне иногда…
— Кто ж помогает-то? Тут из поселенцев только вы с Минькой и остались.
— Как кто? Сталкеры заходют иногда. Подсобят чего и дальше идут. Ну не за так, конечно. Харчуются они у меня, а после, как уходить соберутся, я им гостинцев каких надам. Так и живем — не тужим.
— И что, часто заходят? — Пастуха уже заинтересовал этот дед. Может и сумасшедший, но рассказывает складно. Будто и нет вокруг никакой Зоны с ее аномалиями, монстрами и остальным дерьмом. Интересно Пастуху послушать про сельскую жизнь, все-таки знакома она. Мирная…
— Редко заходют, но метко. Когда сами забредут, когда позову кого. Вот прошлый раз у меня паренек один две недели работничал. Добрый паренек, мастеровой. Мы с ним в хлеву крышу перекрыли, ясли поставили новые. Да еще и дров нарубил. Санькой звали. Улыбчивый такой. Хороший паренек… Только позавчера ушел. Домой, сказал, направился. Ты, ежели встретишь его, скажи, поклон Фомич передавал! Погостевать звал.
— П-передам. — Пастух пытался скрыть волнение. Этого улыбчивого Саньку сталкеры звали Скоморохом — смешливый молодой парень, шуток его не было конца. Пастух прекрасно его знал, все-таки одногодки и почти земляки.
Последний раз, примерно месяц назад, Скоморох уходил в Зону с Топтуном, опытным сталкером. Шли они в сторону Рыжего леса, да, видать, не дошли. Топтун вернулся один, без хабара и сказал, что Скоморох отстал от него в лесу, когда они нарвались на собачью стаю. Топтуну поверили, так как никаких причин врать у него не было. Выпили, конечно, за Скоморошью добрую память. И забыли. А вчера ранним утром Скоморох ввалился в бар с полным мешком артефактов. Загнал их бармену-скупщику не торгуясь и ушел. Ни с кем не разговаривал, ничего не рассказал. Даже не поел. Самое главное то, что продал он абсолютно ВСЕ. И амуницию, и детектор аномалий, и винтовку. Только складной нож оставил. Вот оно как! Значит домой Скоморох пошел. Молодец! Пастух даже позавидовал ему. Вот он, оказывается, где был — на ферме работал. Дела!..
— За мазью, говоришь, идешь, Фомич? А куда? За Кордон чтоль?
Дед благодушно рассмеялся, показывая ровные белые зубы:
— Зачем за кордон? К соседу я иду. Километров пять топать.
— Сосед тоже? Председатель? — Почему-то сталкеру показалось, что дед сейчас ответит утвердительно и начнет рассказывать про еще один совхоз. Какой-нибудь овечий или птичий. Но Пастух ошибался.