– Шкипер, идем на вас, – сказал Маятник. – Я сейчас полезу вперед, попробую найти радар.
На носу ракеты он еще раз по очереди заэкранировал все выступы руками в перчатках. Это не дало заметных результатов. Тогда он слегка удлинил страховочный трос и свесился перед носом ракеты, чтобы заслонить собой как можно больше поверхности. И опять – никаких отклонений от курса.
Маятник еще раз оглядел выступы. Один из них походил на миниатюрный аккумулятор солнечной энергии, о предназначении других оставалось только догадываться. Впрочем, можно было с уверенностью предположить, что некоторые из них передают информацию автопилоту.
Он снова оседлал нос ракеты. Хотелось курить, – раньше это желание посещало его редко.
– Будь я проклят, шкип, если хоть что-нибудь соображаю. Тут сам черт ногу сломит.
Его взгляд устремился в испещренную блестками мглу позади Корпуса и Сборочной, которые висели точно по курсу и яркостью уступали разве что солнцу.
– Шкипер, я лишь одно хочу сказать, – произнес Маятник. – Сдается мне, третьей попытки не будет. Она так развернулась, что вы и Сборочная теперь на одной линии с ней.
– Неужели нельзя как-нибудь обездвижить или обезоружить эту гадину! Посмотри еще раз на стержни, может, вывинтить удастся.
– Один-два вроде на резьбе, только у меня нет с собой ключей, да и плоскогубцы потерялись.
Маятник вновь переместился вперед, как мог надежнее устроился на носу ракеты и попытался отвинтить руками в рукавицах ухватистую деталь. Напрасная трата сил! В конце концов он сдался и, пока переводил дух, глядел вперед. Ракета шла точнехонько на цель, легкие толчки коррекции едва ощущались. Судить о дистанции было трудно, но едва ли она превышала двадцать миль. Считаные минуты…
Маятник обнаружил, что со лба стекает пот и жжет уголки глаз. Он потряс головой и заработал веками, выжимая капли. Затем неуклюже съехал обратно на пилон основной дюзы. Сел, как можно надежнее привязался страховочным фалом, уперся в бок дюзы ногами, прижался спиной к корпусу ракеты, вытащил ручные дюзы – собственную и Доббина – и поставил на максимальную мощность. Затем направил перед собой широкие стволы и упер рукоятки в обшивку ракеты. И весь обратился в ожидание.
– Маятник! Прыгай сейчас же! – приказал начальник.
– Шкип, я же сказал: мне не улыбается медленная смерть в скафандре.
Казалось, Корпус и полузаслоненная им Сборочная несутся к нему на сумасшедшей скорости. У Маятника вдоль позвоночника бежал зуд – из-за пота, а еще из-за мыслей о сотнях килограммов взрывчатки, отгороженных от его тела только жалким листом металла. Мысли эти все назойливей лезли в голову, за ними рвался страх перед огромной разрушительной силой, ожидающей лишь удара, который ее освободит.
Из каждой поры сочился пот, пропитывая одежду. Маятник сидел, повернув голову направо, и, превозмогая резь в глазах, смотрел, как растет, приближается Корпус. «Не спеши, – велел он себе. – Слишком рано – нельзя. Но и опоздать не годится».
В шлемофоне снова зазвучал голос, но Маятник не обратил на него внимания. На какой дистанции надо действовать? В милю? Или это слишком далеко? Нет, пожалуй, в самый раз.
Он ждал, сжимая рукоятки дюз.
До Корпуса еще мили две…
Он стиснул зубы и на миг отжал спусковые крючки. Ракета дернулась сильнее, чем рассчитывал Маятник, и опрокинулась набок, как оступившийся танцор. Но тотчас сработали корректировочные дюзы, нос двинулся обратно к цели и… ушел далеко в сторону! Полыхнули дюзы по левому борту, чтобы скомпенсировать перехлест, однако в тот же миг Маятник нажал оба спуска да так и оставил их. Двойная вспышка пистолетов усилила импульс вспомогательной дюзы, ракета вильнула и сразу же сильно отклонилась от курса. Над головой Маятника пронеслись по дуге созвездия; он поискал диким взглядом Корпус и обнаружил его у себя за левым плечом, не далее чем в миле. И взмолился, чтобы ракета опоздала с коррекцией…
Если бы это происходило в земной атмосфере и если бы снаряд обладал плоскостями для опоры на воздух и управления полетом, он бы успел вернуться на прежний курс, но в космосе любое движение – штука очень деликатная, а время – исключительно важный фактор. Невозможно единым махом вернуть потерянное равновесие. Угол отклонения от курса рос с каждой секундой, и Маятник вскоре понял, что ракета уже не может ничего исправить. Только основные двигатели обладают достаточной мощностью, чтобы одним толчком развернуть ракету на цель, но они, судя по всему, предпочитали срабатывать, когда ракета находилась в покое и в ее прицеле виднелась мишень.