Лудивине непросто было проявлять ожидаемое сочувствие, не теряя при этом необходимой дистанции и успевая набирать на ноутбуке, который она держала на коленях, отчет об услышанном. Вдобавок ко всему, ей приходилось вежливо заполнять паузы в разговоре, возникавшие, когда крошечный портативный принтер выплевывал листы, которые вдова должна была подписывать.
Внимательно вслушиваясь в стенания вдовы, Лудивина размышляла, не ведет ли этот путь в тупик. Лоран Брак действительно изменился, вера – и любовь, правда в меньшей степени, – сделали его другим человеком. И все же, когда они с Сеньоном вышли из квартиры и он спросил, что она обо всем этом думает, Лудивина целых три этажа не знала, что ему ответить. Все было слишком гладко. Весь рассказ Малики – она ни разу не сбилась, все аккуратно описала, несмотря на слезы и переживания, – казался заранее подготовленным, заученным. Сеньон согласился. Квартира показалась ему фасадом, за которым явно что-то пряталось. Слишком много религиозных символов: на книжной полке – Коран, на стенах под стеклом – стихи Корана, записанные каллиграфическим письмом, а каждая подушка, каждый лоскуток окрашен в зеленый цвет Корана. Да, Лоран Брак уверовал в Аллаха, но обстановка в его квартире была слишком навязчивой. Все в его доме походило на декорации к хорошо отрепетированной пьесе, которую готовились сыграть, как только полицейские переступят порог дома.
Лоран Брак что-то скрывал.
Но Лудивина не понимала, была ли его жена соучастницей или же ей просто вешали лапшу на уши. Сеньон рассмеялся и напомнил коллеге, что в этой семье хозяйством занималась как раз жена и что жены довольно часто прикрывают мужей. Если за фасадом мирного, вновь обращенного мусульманина Лоран Брак скрывал какую-то преступную деятельность, его жена не могла об этом не знать – не при наличии таких декораций.
Теперь следователям предстояло изучить доходы семьи Брак, просмотреть распечатки звонков обоих супругов, узнать, где они были в течение всего дня и вечером в пятницу, составить примерный распорядок дня убитого, поговорить с его работодателем, составить список его друзей, проверить, действительно ли он посещал мечеть, опросить персонал тюрьмы, где он сидел, узнать о его поведении в заключении и так далее. Заниматься этим в праздники было непросто, так что Лудивина отправила Сеньона и Гильема домой, к женам, до понедельника. Они заслужили небольшой отдых.
В субботу вечером Лудивина засела в кинозале с ведерком попкорна и посмотрела подряд два фильма, чтобы развеяться.
Но воскресенье тянулось без конца, наполненное скукой, пропитанное раздражением, которое Лудивина испытывала из-за того, что не могла продвинуться в работе. Жаль, но даже у истины и правосудия имелись рабочие и выходные дни.
Когда закончился дождь, девушка натянула спортивную одежду и отправилась на более чем часовую пробежку по промокшему асфальту. Горячая ванна после пробежки помогла ей наконец-то расслабиться. День она завершила, читая в постели роман Алессандро Барикко о человеке, писавшем море… морской водой. Неплохой сюжет.
Утро понедельника Лудивина встретила в конференц-зале ОР, где неоновые лампы пытались дополнить сероватый свет, с трудом пробивавшийся сквозь затянутое облаками небо. Напротив Лудивины сидели Сеньон и Гильем. Вошла Магали Капэль, привлекательная брюнетка с длинной челкой, в обтягивающих джинсах, за ней – ее команда, Бен и Франк: первый – лет сорока, лысый, с вечной сигаретой во рту, второй – лет пятидесяти, с военной выправкой, с коротким ежиком волос и идеально ровной щеткой усов.
Полковник Жиан закрыл дверь, и совещание началось. Изящный, спортивного вида полковник был крайне требователен как к себе, так и к подчиненным. Он потер ладони и предоставил слово Лудивине, предложив ей кратко описать события, произошедшие во время ее дежурства, и рассказать о новом расследовании. Когда она закончила, полковник спросил: