— И ты их забрал?
— И я их забрал. Пришёл домой и битый час сидел у подъезда — всё не мог набраться храбрости, чтобы подняться четырьмя этажами выше и сказать жене, что денег на этот раз не будет, вообще ничего не будет, кроме десяти фунтов сухих завтраков. Да, — он тяжело усмехнулся. — А потом Кира выглянула в окно, увидела эти коробки — и как закричит на всю улицу: «Папочка, ты лучший!»… После чего у меня, конечно же, не осталось ни малейшей возможности обменять эти злосчастные бомбы на что-то приемлемое.
Эмили осторожно дотронулась до его руки.
— Зато мы тогда собрали полную коллекцию вкладышей, — проворчал он. — А через неделю Лэйси раздобыла несколько пакетов сухого молока, и стало чуть повеселее… Эми, если честно, тогда почти все так жили. И все до последнего надеялись, что обойдётся. Что стоит нам отбить Анкоридж, и всё наладится. Что наши агенты всё контролируют, и когда наступит день икс — ни одна китайская ракета не поднимется в воздух.
— Но Убежища ведь всё равно строили?
— Да, — Харон скривился. — Эти кротовины тогда были повсюду, разве что на лужайке перед Белым Домом народ не окапывался. Лицензию, вроде как, выдали только «Волт-тек», но кого это останавливало? Бывало, что несколько семей скидывались вскладчину и начинали рыть бункер на заднем дворе. У банка, где работала Лэйси, тоже было бомбоубежище долговременного пребывания. Аж двадцать метров под землёй, и запас продуктов, страшно сказать, на полгода, — он помолчал. — Ты, наверное, думаешь: вот идиоты. Думали, что эти подвалы смогут их спасти от Армагеддона. Не думали. Но знаешь, легче ожидать конец света с лопатой наперевес. Вроде как ты сделал всё, что мог. Подготовился. И мы тоже думали, что предусмотрели решительно всё. У Лэйси был дальний родственник в Сенате — так вот он клялся и божился, что бомбы упадут только в январе, да и то по другую сторону океана. Но раз уж мы так беспокоимся, говорил он, то можно и соломки подстелить. И договорился, что для нас забронируют три места в Сто Четырнадцатом.
— А где это? — тихо спросила Эмили.
— В историческом центре Бостона, — он прикрыл глаза. — Я там никогда не был, Эми. Ни до, ни после… Мы купили билеты на самолёт на двадцать третье декабря: раньше вылетать просто смысла не было, строительство обещали закончить к Рождеству. Рейс сто семьдесят девять, вылет в десять часов утра. Места 9 °F, 9 G и 9 E. Лэйси нашла какой-то коттедж на берегу Честнат-хиллок — мы собирались остановиться там. Погулять по окрестностям, показать Кире все памятники и музеи, на которые хватит времени. И, когда придёт пора, спуститься в Убежище — без паники и суеты, как в той телерекламе. А потом, пережив это забавное приключение, мы бы просто вышли наверх и отправились на парад по случаю победы в Третьей Мировой. Да. Хороший был план. Вот только в октябре, когда бомбы упали, мы были за чёртову уйму миль от Бостона.
— И? — Эмили испуганно посмотрела на него.
— Я выжил. Они — нет, — Харон отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Задавать вопросы Эмили не отважилась. И так он рассказал куда больше, чем она рассчитывала… да что уж там — больше, чем ей бы хотелось знать.
Они жили на четвёртом этаже. Собирали вкладыши от сахарных бомб. Лэйси (невозможное всё-таки имя) работала в банке. Эти детали были настолько разрозненными, что отчётливую картину из них сложить было невозможно — да и не нужно. Просто так уж вышло, что теперь эта семья присоединилась к параду её личных призраков.
Лэйси представлялась ей невысокой, темноволосой, изящной — до ужаса похожей на актрис золотого века Голливуда, женщин, чьим призванием было дарить и принимать любовь. Женщин, умевших жить, а не выживать, которые в ужасе отшатнулись бы от своих полудиких правнучек, не отличающих импрессионизм от экспрессионизма, вельвет от виссона, а добро от зла. И под строгим взглядом этого божества Эмили не знала, как оправдать себя, потное растрёпанное чучело в защитном костюме, растянувшееся на грязном спальнике рядом с чужим мужем. А Киру представить не удавалось — она была светом и радостью, тем, что не поддаётся отливке в отчётливый образ…
— Всё не пойму, зачем тебе это нужно, — Харон словно бы подслушал её мысли. –Хоронить чужих мертвецов — штука малоприятная.
— Если бы я могла что-то для тебя сделать… — начала она нерешительно, понимая, что пользы от её сочувствия — как от подорожника на открытый перелом.
— Живи, — от его взгляда ей стало не по себе. — Останься со мной. Вот и всё.
— Если бы это от меня зависело, — Эмили вздохнула.
— Мы выбираем чаще, чем может показаться.
— Хорошо, — сказала она серьёзно. — Постараюсь не гоняться за смертью слишком настойчиво. Этого достаточно?
Он подался вперёд и поцеловал её в кончик носа. Улыбнулся:
— Достаточно.
*
— Идут, — негромкий голос Харона вырвал её из полудрёмы.
Эмили встрепенулась. Помотала головой, отгоняя сонное оцепенение — за пять часов ожидания восприятие притупилось и замылилось, а мысли уносились куда-то прочь, к прозрачному весеннему небу, по которому два века назад так и не пролетел рейс номер сто семьдесят девять — к добру ли, к худу ли…
Протектрон в сопровождении двух мусорщиков топал по заваленному обломками грейдичскому шоссе. Топал, надо сказать, резво и уверенно — механик из Ривет-Сити постарался на славу.
Дойдя до поворота на набережную, робот на секунду остановился — и решительно устремился к мосту. Мусорщики, оторопев, уставились ему вслед. Тот, что постарше, опомнился первым и рванул за буйным протектроном, поскальзываясь на влажной земле. Молодой, посомневавшись, сбросил с плеч рюкзак и припустил вдогонку.
— Система Станиславского, — проворчала Эмили.
— Переигрывают, да, — согласился Харон. — Но рейдеры — публика невзыскательная.
Невзыскательной публике явно пришлось не по душе вторжение на их территорию. Враз оторвавшись от своих занятий, несколько рейдеров выскочили из-под моста и ринулись навстречу незваным гостям. Кто-то начал стрелять — но не по протектрону, как с удивлением отметила Эмили, а по его хозяевам.
У мусорщиков не было проблем с расстановкой приоритетов: при первых же звуках выстрелов они бросились наутёк. Через минуту их и след простыл. А робот, оставшись без присмотра, по всем законам трагедии брёл навстречу своей погибели.
Не выгорит, подумала Эмили. Расстреляют на подходе.
Но рейдеры не торопились расправляться с угрозой. Только один из них, прицелившись, выпустил короткую, словно бы смущённую, автоматную очередь — пули взрыли землю рядом с протектроном. Тот, само собой, никак не отреагировал, продолжая самоубийственный марш к кромке воды.
Обритая наголо девчонка ловко спрыгнула с террасы, волоча за собой сеть — обычную рыболовную сеть с яркими поплавками по краям. Радостно перекрикиваясь, рейдеры подхватили сеть и кинулись за роботом.
— Серьёзно? — Эмили глазам своим не поверила. — Есть же импульсные гранаты.
— Зачем усложнять? — пожал плечами Харон.
После пары минут весёлой возни робот пал, опутанный неводом. Один из ловчих, видимо, самый технически одарённый, ковырнул щиток на спине протектрона, что-то переключил — и металлическая туша прекратила биться в сетях. Шумно гогоча, рейдеры поволокли добычу к мосту.
— Сработало? — Эмили растерялась.
— Посмотрим, — спокойно ответил Харон, проверяя прицел винтовки. — Мало ли откуда растут руки у того химика.
— А если он накосячил с газом?
— Значит, придумаем что-то ещё. В сроках нас не ограничили, так что вариантов море. Будет тебе школа, не беспокойся.
Беспокоилась она вовсе не об этом. Просто странно было осознавать, что вот сейчас эти рейдеры веселятся, радуются жизни и своему везению — а через несколько минут не станет ни их самих, ни их идиотского шумного веселья.