Эмили осторожно провела рукой по выцветшей обивке дивана — и поморщилась, увидев под ногтями засохшую кровь.
— Эми, ты только посмотри, что здесь! — донёсся из подвала удивлённый голос Харона.
Она сбежала вниз по рассохшимся ступеням — и оторопело уставилась на… алтарь, иначе не скажешь. Под огромным портретом Авраама Линкольна, надёжно закреплённым на стене, громоздились подношения: пыльные бутылки вина, фонари с электросвечами, книги, бумажные цветы.
— Тут, наверное, беглые рабы прячутся, — Харон задумчиво разглядывал инсталляцию. — Потому и дом в порядке.
— А почему они тут не живут? — рассеянно спросила Эмили, украдкой смахивая ниточку паутины с потолочной балки. — Хорошее же место.
— Я, наверное, должен сказать, что из дома с алтарём в подвале надо рвать когти, пока не поздно…
— Не говори, — попросила она.
— Ты хочешь остаться?
Эмили жалобно кивнула.
— Тогда останемся, — просто сказал Харон. Поставил рюкзак на пол и подошёл к ней.
— Здесь же небезопасно.
— Везде небезопасно.
Она уткнулась ему в плечо. Вдохнула знакомый запах — кожи, пота, пороха… Он сегодня был смертью. Оба они были.
— На первом этаже, кажется, ванная была, — проговорила Эмили еле слышно. — Я посмотрю, что там с водой?
Вода почти не фонила — по крайней мере, счётчик Гейгера оставался спокойным. Бойлер не работал, но на кухне удалось найти две кастрюли. На ванну этого не хватило бы, конечно, но чтобы смыть грязь и дождь — вполне.
Пока вода грелась, они пили чай на кухне из кружек, найденных в дальнем углу буфета — одна носила на себе эмблему фабрики «Корвега», другая была совсем старой, со стёртым золотым ободком по краю. Эмили досталась та, что с «Корвегой». Бежали минуты, и вот уже сумерки обернулись бархатной безлунной ночью, и недопитый чай на дне кружки давно остыл — а Эмили всё продолжала сидеть за столом, бездумно обводя пальцем очертания красной машинки под слоем растрескавшейся глазури.
— Ну что ты? — Харон тревожно заглянул ей в лицо.
— Мне страшно, — призналась она. — Страшно, что для тебя это какая-то пародия на нормальную жизнь. Сидим тут на кухне, ужинаем… как люди.
— Это странно, конечно, но не смешно, — он взял кружку из рук Эмили и поставил обратно в буфет. — Тут хорошо. Хотя мы оба понимаем, что в любой момент сюда могут нагрянуть рабы, работорговцы, чёрт знает кто ещё…
Эмили понимала. Но почему-то была уверена: никто не придёт. Прежний хозяин уже сдал вахту. Им.
Снаружи шумел дождь, царапались о стекло еловые лапы. На прикроватной тумбочке лежал «Пип-бой». Неровного зеленоватого мерцания хватало, чтобы осветить небольшую комнату на втором этаже: широкую кровать, вывернутый наизнанку спальный мешок, брошенный поверх колючего одеяла…
— Что мы делаем? — прошептал Харон.
— Воспоминания, — улыбнулась Эмили.
Они были вдвоём — по-настоящему вдвоём. А значит, к радости Эмили, наконец-то можно было пошуметь всласть. Имя Харона просто создано было для того, чтобы произносить его так — стонать, выкрикивать, выдыхать почти неслышно — и замирать, ловя своё отражение в синих глазах. И потом, обессилев, лежать рядом, рука в руке, вдыхая общий запах усталости и любви, балансируя на грани яви и сна…
— Чудесно, — проговорила она, прижимаясь щекой к его плечу, к шершавой, словно смятой, коже. — Здесь чудесно. Хотя и страшно, что кто-нибудь заявится в гости без приглашения.
— Это поправимо, — задумчиво отозвался Харон, глядя в потолок. — Электричество здесь есть, значит, можно наладить сигнализацию. Заменить дверь, поставить решётки на окна.
— Турели у входа, — подсказала Эмили. — И парочку роботов-охранников — по одному на этаж.
— Я серьёзно, — проворчал он. — Дом в хорошем состоянии. Мы могли бы остаться. Хотя работы уйма, конечно. Надо что-то делать с газовой колонкой, с канализацией… Думаю, Уинтроп не отказался бы помочь.
— А я бы всё перестирала и, хм, разобралась бы с подвалом. Нет, Харон, правда? Мы можем тут жить?
— Если ты хочешь, маленькая.
— А ты?
— Это было бы слишком хорошо, — он поцеловал её в висок. — Но я постараюсь. Если только тебя не смущает вид из окна.
— Нормальный вид, по-моему. Лучше, чем на «Латунный фонарь».
— Точно, — он усмехнулся. — По крайней мере, здешние соседи невзыскательны к нашему моральному облику.
— С нашим моральным обликом всё в порядке, — сердито сказала Эмили. — Это в Мегатонне одни ханжи.
— Может, и так. Только всё равно не надо завтра обсуждать это с мистером Данфордом.
— Завтра — не буду. А вообще я не собираюсь прятаться вечно, — она вздохнула. — Папа должен понять.
В приоткрытое окно тянуло горьковатым дымом со стороны переправы и мокрой землёй.
Харон не спал. Лежал с закрытыми глазами, ровно дышал, но Эмили точно знала, что он ещё здесь, с ней.
Она осторожно поцеловала его в уголок рта — и почувствовала губами его улыбку:
— Спи, маленькая.
— Не спится, — виновато ответила она. — Как-то неспокойно.
— Отец? — догадался Харон.
— Да.
— Говорил же, что это дом с привидениями, — она почувствовала на шее его горячее дыхание. — Мы завтра пойдём к нему. Обязательно.
— Я не хочу, — Эмили отвернулась, глядя на полосу лунного света на полу. — Я же знаю, что будет. Он найдёт для меня какую-нибудь дурацкую работу, которую можно доверить гуманитарию, и я стану носиться по Мемориалу, приумножать хаос, а папины коллеги будут на тебя таращиться…
— Это я переживу.
— А потом он попросит меня остаться, и я опять наговорю ему кучу гадостей — о том, что он-то в своё время не остался, и всё по новой… — она поморщилась. — Я хоть когда-нибудь стану хорошей дочерью?
— Ты хорошая.
— Ага. Хорошая бы помчалась в Мемориал прямо из Сто Двенадцатого. Да ладно. Я ведь могла зайти к нему перед свадьбой. И вчера утром. И сегодня вечером…
Он крепко обнял её. И этого хватило, чтобы всё стало хорошо — на несколько часов. Потому что потом хорошо уже не было.
*
Её разбудил громкий механический стрёкот. Стёкла мелко задребезжали в рамах, заныли на разные лады потолочные балки. Люстра заметалась из стороны в сторону, разбрызгивая по стенам дрожащие отсветы хрусталя. Эмили села на кровати, испуганно моргая.
— Харон, что это? — спросила она.
— Винтокрылы, — он враз посерьёзнел. — Их ни с чем не спутаешь.
Эмили подбежала к окну — под босыми ступнями гневно заскрипел паркет. Потянула на себя раму — еловая ветка обдала ладонь холодными брызгами. Ветер подхватил занавеску, взметнул её парусом.
Массивные чёрные туши темнели на фоне рассветного неба. Огромные, неповоротливые — как они вообще удерживались в воздухе?
— Они к Цитадели летят? — напряжённо спросила Эмили, обхватив плечи руками. По голой коже побежали мурашки — скорее, от дурного предчувствия, чем от холода.
— Похоже на то, маленькая. Неужели и правда Анклав?
— Это вообще кто? — она в панике повернулась к Харону. — Их же Братство победило?
— Там мутная история, — он нахмурился. — Если они опять схлестнутся, и чёрт бы с ними, если честно.
Анклав. Слово не будило никаких личных воспоминаний, никаких эмоций. Дурацкая радиоволна с записями старых выступлений. Облезлые робоглазы с радиаторами, залепленными грязью, — эти роботы чаще встречались Эмили на прилавках старьевщиков, чем в Пустоши. Анклав был историей, достаточно давней, чтобы перестать быть страшной…
Мысль, короткая и чёткая, ослепила её, выбила из лёгких воздух: папа. Что-то не так с папой.
Анклав или не Анклав, но эти винтокрылы летели на юг. А на юге располагалась не только крепость Братства Стали.
Эмили бросилась к изножью кровати. Сорвала с деревянной перекладины свитер, злобно выругалась: ну конечно, за ночь он не высох. Вот дёрнул же её чёрт постирать эту проклятую тряпку!
— Эми, скорее всего, их действительно интересует Цитадель, — Харон обернулся к ней. — Что им до Мемориала?