— Хрен тебе, а не добрая память, — злобно прошипела Эмили, поднося зажигалку к поддону. Страницы вспыхнули быстро и словно бы с радостью — буквально через секунду комнату заполнили клубы тёмного дыма и едкая вонь горелого пластика. Остался терминал. Наверняка запароленный по самое не хочу, и чёрт бы с ним.
Она вытащила «Магнум» из кобуры. Прицелилась в центральную часть корпуса терминала и нажала на спуск.
Раздался сухой, еле слышный щелчок — и мина сдетонировала.
Понять, что произошло, Эмили не успела. Успела лишь почувствовать: всё кончено. Вот так быстро и нелепо, на полуслове, без единого шанса переиграть…
… И за миг до того, как рваные фрагменты осколочной оболочки и металлические обломки корпуса терминала пригвоздили её к стене, что-то бросилось на Эмили и прижало её к полу своей тёплой тяжестью, приняв на себя шквал осколков и удар взрывной волны.
*
Человек, меченый смертью, вышел на смотровую площадку. Остановился, смерил беглым взглядом тело Закари. Перешагнул через мертвеца — и бесшумной, уверенной поступью направился дальше.
Иде некуда было бежать. Она уже поднялась на самый верх винтовой лестницы — оставалось разве что перебраться в тарелку гигантской спутниковой антенны, но что это даст? Лишние пару секунд жизни?
Убийца не спешил. Он передвигался со спокойной уверенностью хищного зверя: добыча здесь, и деваться ей некуда. Совершенно бесшумно он ступил на лестницу — даже ржавый металл молчал под его ногами, был с ним заодно.
Ещё один виток лестницы — и всё закончится, поняла Ида. Так и вышло.
Их взгляды встретились. Её — обречённый и молящий, его — равнодушный и пустой.
Он поднял дробовик. Прицелился.
И в этот миг внизу раздался взрыв: должно быть, сработала одна из тех мин в лаборатории. Башня, казалось, содрогнулась до основания, ступени винтовой лестницы сердито задребезжали.
На лице убийцы застыло выражение абсолютного ужаса.
А потом он развернулся и бросился обратно в здание, забыв об Иде, обо всём на свете.
*
Изумруды. Это было первым, что Эмили увидела, придя в себя: россыпь мерцающих зеленоватых кристаллов прямо перед глазами. Больше ничего не было, только темнота, тишина — и изумруды, присыпанные пеплом.
Она осторожно пошевелила левой рукой — и ощущение реальности вернулось вместе с болью и вкусом крови во рту. Никаких изумрудов, никаких чудес. Только стеклянное крошево на полу, подсвеченное зеленоватым экраном «Пип-боя».
Что-то мешало ей дышать. Что-то мягкое, тёплое и тяжёлое. Осознав, что это, Эмили в ужасе заорала, но не услышала собственного крика. Собрав все силы, она спихнула с себя иссечённое осколками тело Мэри. Попыталась отодвинуться, хотя бы приподняться на локте, хотя бы отвернуться… Со второй попытки получилось — и скулу словно огнём обожгло. Вздрогнув от боли, Эмили поднесла руку к лицу — это тоже удалось не сразу — и онемевшими непослушными пальцами вытащила из щеки крупный стальной осколок с рваными краями.
— Харон, — неуверенно позвала она, сжав осколок в липкой от крови ладони.
И он услышал. Ворвался в комнату. Склонился над Эмили, опустившись на колени, что-то прокричал — слов она не разобрала; в ушах стоял лишь монотонный гул, переливчатый, как шум океана.
— Я в порядке, — прошептала Эмили. — У меня всегда были особые отношения с мертвецами…
Дальше она говорить не могла — да и не нужно было. Слёзы, которые столько ждали своего часа, сами покатились из глаз. И Эмили чувствовала, как вместе с этими слезами её оставляет смерть.
— Харон, — всхлипнула она. — Ты меня простишь когда-нибудь?
И по его лицу поняла: простил. Уже простил.
Он прижал её к себе — крепко, как раньше. Эмили уткнулась в его плечо, мешая слёзы и кровь с каплями дождя.
— Я испугалась, — пробормотала она. — Я так испугалась, что больше никогда-никогда тебя не увижу, это хуже всего, даже не попрощаюсь с тобой, и ничего не смогу исправить…
— Не надо, маленькая, — его голос прорвался сквозь завесу беззвучия, истончающуюся с каждой секундой. — Не вспоминай.
— Не отпускай меня, — попросила Эмили. И он не отпустил.
Он вытирал слёзы с её лица, а она жадно целовала его руки — только они и могли удержать её в этом чёртовом мире. Ничто не имело смысла без его рук, его голоса, его любви.
— Мисс Данфорд! — услышала она испуганный вопль Квинлана. — Вы живы? Что с вами?
Эмили попыталась встать — и не смогла: ноги по-прежнему не слушались. Харон подхватил её на руки — легко, как пушинку, — и понёс к выходу, прочь от всего этого ужаса.
— Ох, маленькая, когда-нибудь мы друг друга доломаем, — горько усмехнулся он. — Но это ничего.
*
В какой-то момент Ида поняла: Генри больше нет. Просто почувствовала вдруг, что спешить больше некуда и незачем, и всё, что ей осталось — ждать, пока тот убийца вернётся, чтобы завершить начатое…
Он не вернулся.
Ида видела с башни, как они уходят — вчетвером. Несокрушимая армия Братства, одна мысль о которой свела с ума доктора Хейза, всё это время состояла из четырёх человек. Ржавые ступени лестницы нестройно скрипели на ветру, и скрип их был похож на едкий старческий хохот: это боги Пустоши, которых Генри поминал сегодня утром, смеялись над удачной шуткой.
Далеко внизу вилась серебристая лента реки. Река Девил, вспомнила Ида её название — и горькая усмешка застыла на искусанных губах. С такой высоты шёпот воды разобрать было невозможно, но Ида знала: сегодня он был торжествующим. Сегодня реке всё-таки удалось забрать Генри.
— Вставай, родная, — его голос прозвучал в ушах Иды так ясно и отчётливо, что она вздрогнула и обернулась. Но рядом не было никого. Только ветер.
— Вставай, — повторил Генри. — Тебе нельзя тут задерживаться.
— А как же ты? — прошептала она. — Как я тебя оставлю?
— Но ведь ты меня не оставишь, — Генри казался удивлённым. — Я с тобой, девочка моя. До конца.
Ида кивнула. И медленно поднялась на ноги. Ради Генри. Всё ради Генри. Она доберётся до Рейвен-Рока, передаст в нужные руки записи с «СатКома». И будет жить дальше — правда, непонятно, как и зачем.
Но это потом.
А сейчас она спустится с башни, соберёт рассыпавшиеся от удара о землю патроны от снайперской винтовки и отправится по следам отряда Ирвинга. Эти люди не могли уйти далеко. Ида не сомневалась, что у неё получится догнать их. И убить. Пусть это не вернёт ей Генри и не принесёт мира её душе — но это должно быть сделано.
— Не надо, милая, — грустно сказал Генри.
Ида не ответила.
*
Окончательно Эмили пришла в себя только через несколько часов после того, как они покинули «СатКом». Звон в ушах не угас окончательно — лишь ослаб; щека ныла и пульсировала под повязкой; левой голени тоже порядком досталось: осколки не смогли пробить бронепластину, но вмятины на металле ясно давали понять, что нога ниже колена превратилась в сплошной кровоподтёк. Но Эмили понимала: мало кому удавалось так дёшево отделаться от последствий взрыва, как ей сегодня.
Упрямый слепой дождик барабанил по кузову фуры — похоже, не одно поколение скитальцев находило в ней убежище. Внутренняя стенка грузовика была испещрена именами и датами — следствие трогательного (и жуткого в своей обречённости) человеческого стремления оставить хоть что-нибудь на память о себе.
Только сейчас на Эмили лавиной нахлынул весь тот ужас, который не мог пробиться сквозь ледяную корку её оцепенения. Четыре дня. Если бы у неё всё получилось, она была бы мертва уже четыре дня. На третий день её бы уже точно закопали, или сожгли, или сбросили в Потомак — чёрт знает, как принято в Братстве…
Её трясло, как от озноба. Холод могилы был так близко — и Эмили пряталась от него в кольце рук Харона, сильных и тёплых, и чёртовы слёзы всё не останавливались — хорошо хоть, скрипторам не было ни малейшего дела ни до неё самой, ни до её морального облика.