— Мы оба знаем, что сейчас будет, так? — прошептала она.
— Конечно, знаем. Мы попрощаемся, — он отстранился — несильно, но у Эмили пробежал мороз по коже.
— Нет, Харон, — её глаза наполнились слезами. — Не надо.
— Маленькая, шансов нет, — сказал он ласково. — Мне бы хотелось, чтобы всё это длилось ещё немного дольше. Но я благодарен и за то, что было.
— И почему ты не можешь не быть таким убийственно честным? — улыбнулась Эмили сквозь слёзы.
Вместо ответа Харон поцеловал её — слишком бережно. Куда бережнее, чем ей бы хотелось. Она в ответ укусила его за губу — не до крови, но чувствительно.
— Значит, так? — прошептал он. Эмили кивнула — и запоздало сообразила, что в кромешной темноте он не может этого видеть. Но, похоже, молчание тоже сработало как знак согласия.
Сильные руки обхватили её за талию и усадили на край бассейна.
— Эй! — возмутилась она. — Холодно!
— Лежи и не ёрзай, — приказал Харон. Эмили откинулась на сточенные водой округлые камни. «Жёстко», — подумала она и улыбнулась: то, что надо. Покорно прикрыла глаза — и ахнула, ощутив его горячее дыхание на своих бёдрах. Что-то новенькое.
Эмили беззвучно вскрикнула, когда он жадно приник губами к самому чувствительному местечку её тела. «Как святое причастие», — промелькнула у неё непристойная, кощунственная мысль. А потом все мысли исчезли. Каждое движение его языка срывало с губ Эмили хриплые стоны, подводило её всё ближе к знакомой грани — той, за которой пляска цветных огней под закрытыми веками и вспышка острого, почти непереносимого удовольствия.
— Ты предпочитаешь… поплавать ещё немножко? — прохрипела она, когда к ней вернулся голос. — Или присоединишься ко мне?
— Второе, — коротко ответил он. Рывком перевернул её — Эмили коротко вскрикнула, ударившись локтем об острый край булыжника.
Он вошёл — одним резким движением, без предупреждения. Пальцы сомкнулись на её бёдрах — останутся синяки, подумала она, и эта мысль — ну, и всё остальное, — заставила её застонать от удовольствия. У темноты были свои преимущества.
— Сильнее, — попросила она.
— Сильнее? — прорычал Харон. — Будет тебе сильнее.
Это было почти больно. Да что там, без «почти». Но в этой темноте всё так перепуталось — Эмили уже не различала, где боль, а где удовольствие, где она, а где он. Он брал её, брал то, что ему принадлежало — грубо, почти безжалостно. И бог ты мой, до чего же это было хорошо.
С глухим стоном он кончил.
— Живая? — усмехнулся он.
— Как никогда, — выдохнула Эмили — и поняла, что сказала правду. Это была её жизнь, та, которую она выбрала и заслужила. Лучшая из всех возможных.
*
Они брели обратно в Сувенирную лавку. Вдвоём, в темноте, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться — ни дать ни взять подростки, возвращающиеся с ночного киносеанса, сказал Харон, и Эмили рассмеялась — она любила смеяться вместе с ним, и любила его самого, о господи, как же любила… И сейчас она не чувствовала страха, лишь горькое сожаление о том, что эти минуты, украденные у смерти, заканчиваются так быстро.
Страх вернулся позже, вместе с рассветом.
*
— Значит, так, дылды, — МакКриди, спросонья похожий на растрёпанного воробья, подавил зевок. — Вы заходите — и мы закрываем дверь. На тот маловероятный, блин, случай, если кто-то из вас вернётся, мы посадим здесь дежурных. Кого-нибудь из этих балбесов.
Эмили скользнула взглядом по стайке притихших ребятишек — и огорчилась, не увидев среди них свою вчерашнюю знакомую. А впрочем — что бы она могла ей сказать? Поблагодарить за действительно хорошую идею?
— И не вздумайте приволочь с собой чудищ, ясно? — грозно спросил МакКриди. — Особенно этих, шестилапых.
Кентавры. Эмили зажмурилась. Это было всё равно что вытащить несчастливый билет на экзамене.
— Их много? — спросила она. Наверное, её голос прозвучал жалобнее, чем следовало.
— Сама-то как думаешь, дылда? — презрительно фыркнул мальчишка. — До хрена и больше!
— Неважно, — бросил Квинлан. За ночь скриптор успел прибарахлиться — торба, которая висела у него за плечами, была поистине внушительных габаритов. — Сколько бы их ни было, все наши. Джозеф, открывай.
*
… В Сто Первом Эмили какое-то время пыталась посещать танцевальный кружок — в тайной надежде впечатлить Джонаса на пятничной вечеринке. Ничего-то из этой затеи не вышло: даже папа, побывав на одной из репетиций, осторожно предложил Эмили попробовать силы в чём-то более подходящем.
Занятия вела сухонькая старая дева, мисс Эмбер. «Ритм, — мечтательно приговаривала она, прикрыв глаза и постукивая по линолеуму ногой в войлочной туфельке. — Самое главное, ребятки мои, поймать ритм. Тогда вы просто не сможете ни ошибиться, ни устать».
И кто бы мог подумать, что долговязая неуклюжая Милли Данфорд всё-таки поймает этот чёртов ритм парой лет спустя: здесь, в Восемьдесят Седьмом, где танцмейстером выступала сама смерть. Подкрасться — притаиться — прицелиться — нажать на спуск. Шесть выстрелов — перезарядка — шесть выстрелов. Не думать, не оценивать шансы, не бояться; просто идти сквозь эту проклятую фабрику кошмаров, не позволяя себе даже осмыслить увиденное — потом, всё потом. Поворот — коридор — лестничный марш — коридор — поворот. Найти ГЭКК — забрать ГЭКК — вернуться домой.
Лишь два раза она сбилась с ритма.
В первый раз — в комнате с мясом. Кровавые сетки, забитые частями человеческих тел, в беспорядке свисали с потолочных крюков; в чанах, залитых полупрозрачной жижей, плескались внутренности. Лэнигана стошнило, Эмили же каким-то чудом удалось удержать в себе вчерашний ужин — но не удалось справиться с искушением выскочить в коридор и расстрелять всю обойму в первого попавшегося мутанта, невзирая на предупредительный окрик Харона.
И кентавры. Эмили боялась их, боялась до одури. И услышав шлепки лап по металлическому полу и хлюпающее надсадное дыхание — совсем рядом, за поворотом, всё ближе и ближе, — она не выдержала. Чудом не выронив «Магнум» из рук, она развернулась и бросилась в уже зачищенную кладовку — слава богу, мутанты не оставили там ни ловушек, ни следов жизнедеятельности. Забилась в угол, закрыла глаза…
— Тише, Эми, — Харон склонился над ней. — Всё в порядке. Я здесь.
— Я сейчас, — прошептала Эмили, покраснев от стыда. — Сейчас. Соберусь, и…
— Храбрецы из Братства сами справятся, — Харон покачал головой. — Дай людям возможность проявить себя. Не всё же им прятаться за твоими могучими плечами.
Эмили вымученно улыбнулась.
— Я не могу больше, — проговорила она, опустившись на пол. — Не могу, правда.
— Можешь, маленькая, — он сел рядом с ней. — Ты молодец, ты отлично справляешься. Просто держись.
— Не могу их видеть, — Эмили в отчаянии отвернулась к стенке. — Эти кентавры — они такие страшные. Хуже супермутантов, хуже всего…
— Уже немного осталось, — он сжал её руку. — Оно того стоит, Эми.
— Издеваешься? — всхлипнула она.
— Нет, — твёрдо сказал Харон. — Я по-прежнему считаю, что мы зря связались с Цитаделью, что многое следовало сделать иначе. Но если бы ты просто отказалась от поисков ГЭККа, препоручила бы дело своего отца посторонним, спряталась от ответственности — это была бы не ты. Любить тебя это мне бы не помешало, но уважать стало бы гораздо сложнее.
— Знал бы ты, как это для меня важно, — горько прошептала она, сжав его пальцы.
Через порог протянулась тень — Эмили обмерла от ужаса. Но это оказался всего лишь Квинлан.
— Мы нашли ГЭКК, — сообщил он взволнованно. — И супермутанта.
— Ну, этого добра тут хватает, — проворчал Харон.
— Разумного супермутанта, — уточнил Квинлан. — Который готов принести нам ГЭКК взамен на освобождение. В хранилище просто «пиршество радиации», как он выражается — так что…