Лазерный пистолет Эмили не причинил бы когтю ни малейшего беспокойства. Дробовик Харона, возможно, и причинил бы — но дробовик остался в винтокрыле.
Эмили опустила взгляд на разгрузочный жилет. Грустно улыбнулась, увидев полдесятка осколочных гранат. Обращаться с ними она так и не научилась…
И, видимо, уже не научится.
Она вытащила гранаты из слотов бандольеры — все пять. Плотно примотала их друг к другу несколькими турами изоленты, которая хранилась в свободном подсумке — наверное, как раз для таких случаев. Отогнула усики предохранительной чеки одной из гранат: этого должны было хватить, чтобы сдетонировали остальные.
На секунду перед её глазами, как наяву, встала иллюстрация из «Сказок народов мира»: Элиза, нежная кроткая Элиза по дороге на эшафот торопливо доплетает одиннадцатую рубашку. Крапива обжигает тонкие пальцы, небо застит дым от костра — но братья-лебеди уже спешат на выручку белоснежным клином…
Эмили горько усмехнулась. К таким, как она, лебеди не прилетают. Только стервятники. Но волшебная рубашка у неё всё-таки была.
Эмили вытащила из кармана халата стелс-бой и надела его на запястье Харона. К тому моменту, как Фокс вернётся, устройство в любом случае перестанет действовать, так что супермутанту не придётся ломать голову над таинственным исчезновением. А ей самой прятаться было некуда и незачем. Ей надо было отвести от Харона хотя бы одну из смертей.
Она торопливо склонилась над Хароном, поцеловала его в губы. Нажала на кнопку активации стелс-боя. И, подхватив с земли связку гранат, бросилась наперерез когтю смерти, до которого оставалось уже меньше мили. Это походило на типовую математическую задачку из курса средней школы: «Из пункта А в пункт В навстречу друг другу…» Эмили оставалось лишь надеяться, что она выбрала правильный метод решения.
Добежав до вершины холма, Эмили выпрямилась, выдернула чеку — и замерла со связкой гранат в руке. Озорной весенний ветер трепал полы её халата. Несомненно, коготь смерти видел Эмили так же ясно, как и она — его. И так же страстно желал встречи.
До последнего Эмили надеялась, что ей хватит остроты реакции, чтобы увернуться от удара — но чуда не произошло. Тяжёлая лапа с размаху опустилась на её правую щёку, рассекая кожу, разрывая мышцы, ломая кости… У Эмили была пара мгновений между самой болью и осознанием боли. И она ими воспользовалась.
Связка гранат влетела в распахнутую пасть чудовища — с расстояния в пару футов даже девочка из Убежища не смогла бы промахнуться. Невероятным усилием Эмили успела отдёрнуть руку за миг до того, как челюсти зверя сомкнулись. Клык, кажется, содрал кожу с её костяшек, но ни осмыслить, ни почувствовать это Эмили уже не успела.
Боль обрушилась на неё лавиной — ослепительная, беспощадная, бесконечная. Ноги Эмили подкосились, и она осела на землю, прижимая ладони к располосованному лицу. Что-то острое — неправильно острое — впилось в пальцы. Рот заполнился кровью и какими-то мелкими осколками. Зубы, сообразила она. Это мои зубы.
Утешало её одно: когтю смерти было как минимум настолько же больно.
Момент, когда сдетонировали гранаты, оказался не таким впечатляющим, как Эмили себе представляла. Зверь вздрогнул, дёрнулся всем телом; протяжно, горестно взвыл и тяжело рухнул на землю. Нижнюю челюсть когтя почти полностью оторвало взрывом — ха-ха, око за око, мстительно подумала Эмили — и теперь из пасти хлестала густая тёмная кровь.
Коготь взревел — и очередная струя крови выплеснулась из развороченной глотки, обдав руки и лицо Эмили горячими брызгами. Яростный удар лапы взрыл землю совсем рядом с её плечом. Эмили прекрасно понимала, что ей стоит просто отползти и подождать, пока чудовище испустит дух — но, чёрт возьми, она и пошевелиться-то не могла. Всё кружилось и плыло перед глазами, а боль выжигала даже безусловные рефлексы. Ей буквально приходилось заставлять себя дышать.
Из последних сил Эмили повернулась набок. Не ради спасения — какое уж там спасение? — просто чтобы не захлебнуться собственной кровью. И успела поймать краем глаза какое-то движение, размытое и стремительное. Так выглядят призраки, подумала она. Или люди под защитой отражающего поля.
Харон?..
Зверь, не ожидавший нападения, потерял равновесие и грузно обрушился на землю. Рогатая голова запрокинулась набок. Янтарные глаза успели подёрнуться туманной дымкой.
Он уже умирает. Не трать силы, хороший мой, захотела сказать Эмили. И не смогла. Перед глазами заплясали чёрные точки: верный признак того, что и ей самой недолго осталось.
Лезвие ножа Харона с хрустом пробило нёбо когтя смерти. По телу зверя пробежала крупная дрожь. И всё закончилось.
Харон отшвырнул стелс-бой и медленно опустился на землю рядом с мёртвым чудовищем. Как он дополз сюда, как смог подняться на ноги — для Эмили оставалось загадкой. Но удивляться тут было нечему — это же Харон, в конце концов. Меньшего она от него и не ожидала.
Эмили бессильно растянулась на траве. Накрыла ладонь Харона своей — и почувствовала в ответ слабое движение пальцев. А ничего больше ей и не нужно было. «Всё будет, как надо», — сказала та малышка из Лэмплайта. И всё было, как надо. Они лежали рядом, рука в руке, между землёй, залитой кровью, и кровавым закатом. И сколько бы минут им обоим не оставалось — это были их общие минуты, последняя возможность разделить на двоих смерть, жизнь и любовь.
Солнце загородила массивная широкоплечая фигура. Фокс вернулся, подумала Эмили. Всё-таки вернулся, пусть и слишком поздно. И за миг до того, как волны боли и отчаяния сомкнулись над её головой, Эмили услышала испуганный незнакомый голос, который показался ей слаще музыки небесных сфер:
— Праотец всех Корней и Крон, да он ещё дышит! Оба они! Носилки сюда, быстро!
========== 12 ==========
В жизни Эмили было уже больше семи тысяч рассветов. И всякий раз, открывая глаза поутру, она видела потолок. Разные потолки: высокие и низкие, рассыпающиеся от старости и тщательно отремонтированные; потолки клиник, домов, станций метро…
На этот раз вместо потолка было небо. Жемчужно-серое, подсвеченное лучами восходящего солнца, оно пряталось за сочной густой кроной дерева. Вяз, вспомнила Эмили его название. Вяз американский, встречается на территории от Нью-Брансуика и Манитобы на севере до Флориды и Техаса на юге. Прошлой весной она готовила урок для малышни из Убежища — и ночь напролёт рисовала эти вязы, сосны, клёны… А дети расстроились, что все деревья такие одинаковые, с коричневыми стволами и зелёной листвой.
Она лежала на соломенном матрасе. Пряный аромат сухой травы щекотал ноздри, смешиваясь с молочным запахом одеяла из толсторожьей шерсти. Эмили вскинула руку к лицу. Нащупала пращевидную повязку — такой подвязывают челюсти мертвецам, невесело подумалось ей. Под повязкой располагался толстый слой марли, пропитанной каким-то душистым травяным отваром. Рот открыть Эмили не могла: межзубная шина удерживала челюсти плотно сжатыми. Всё, что у неё получилось — это промычать жалобно:
— Харон?
— Так, ну-ка тихо, — услышала она сонный и недовольный женский голос. — Скобы съедут, а я и так не уверена, что мы всё правильно собрали.
Эмили осторожно приподнялась на локте. На краю матраса сидела невысокая девушка в холщовом балахоне.
— Ветвь Липа, — представилась она. — Ты Эмили, твой мужик — Харон. Он живой, ты тоже. Скажешь потом спасибо Сирени, когда она проснётся: всю ночь с вами, балбесами, провозилась. Сирень — это наша целительница. Мы — это древены. Больше тебе знать пока необязательно. А нам Фокс всё, что надо, рассказал перед тем, как уйти.
Украдкой Эмили снова дотронулась до лица.
— Зеркало не дам, и не проси, — Липа решительно помотала головой. — Тот коготь, которого вы завалили, и то лучше выглядел. Пусть отёк сначала сойдёт. Челюсть мы тебе в четыре руки собрали, вроде не так уж криво вышло. Зубы вставишь потом у дантиста, шрамы — ну тоже что-то можно сделать, наверное. Хотя как раньше, всё равно не будет. Твоему другу похлеще пришлось, поэтому тобой мы занимались по остаточному принципу, уж извини. Сирень над ним часов пять колдовала. Все пули вытащила, что надо — сшила, что надо — вырезала, что надо — почистила… Ну, что ты так смотришь? Я ведь не врач. Как могу, так и объясняю.