Единственным ответом Тори было душераздирающее рыдание. Я подтянула колени к себе и обняла их.
– Не волнуйся о Хлое Сандерс, – голос ее матери превратился в шипение. – Она отсюда не выйдет так быстро, как думает. Волнуйся о Виктории Энрайт и обо мне. Заставь меня гордиться тобой, Тори. Это – все, что я прошу.
– Я стараюсь… – она остановилась. – Я буду.
– Не обращай внимания на Хлою Сандерс и не обращай внимания на Саймона Бея. Они не стоят твоего внимания.
– Но Саймон…
– Ты меня слышала? Я не хочу, чтобы ты крутилась около этого мальчика. Он – проблема, он и его брат. Если я просто услышу, что вы были вместе, он уйдет. Я переведу его.
* * *
Жизненный опыт. Я могла выступать в его поддержку, поклясться расширять горизонты, но я все еще ограничена событиями в пределах своей жизни.
Как человек может понять опыт, который находится за пределами его собственного? Можно увидеть это, почувствовать, представить, на что похоже жить так, но это не отличается от наблюдения за киноэкраном и слов "Слава Богу, что это не я".
После слов матери Тори я поклялась никогда больше не поливать грязью тетю Лорен. Мне повезло иметь "родителя", самой большой ошибкой которого было то, что она заботилась обо мне слишком много. Даже когда она была разочарована во мне, она встала на мою защиту. Обвинить меня в том, что я ее смущаю, никогда не приходило на ум моей тете.
Обозвать меня ленивой за то, что я не достаточно стараюсь? Угрожая отослать понравившегося мне мальчика?
Я задрожала.
Тори пыталась поправиться. Рей назвала ее королевой таблеток. Теперь я могу понять почему. Я могу лишь попробовать представить, на что похожа жизнь Тори, но даже моего воображения не хватает.
Как родитель мог обвинить своего ребенка в том, что он не справился с психическим заболеванием? Это же не похоже на принуждение ленящегося студента получить удовлетворительную отметку. Это как узнать и обвинить кого-то в заболевании, не пытаясь понять, как все так вышло. Независимо от того, что у Тори за "состояние", оно походило на шизофрению — не ее ошибка и не совсем в пределах ее контроля.
Тори пропустила дневные уроки, что неудивительно. Правило о запрете изоляции в своей комнате, очевидно, к ней не относилось, может быть, из-за ее заболевания или из-за положения ее матери. На перемене я проскользнула наверх, чтобы найти ее. Она была в своей спальне, закрытая дверь с трудом приглушала ее рыдания.
Я стояла в коридоре, слышала ее всхлипы и очень хотела хоть что-то сделать.
Будь это кино, я бы вошла туда, успокоила ее и, возможно, даже стала бы ее другом. Я видела это на экране дюжину раз. Но вот опять, в реальной жизни все по-другому, это что-то, что я не смогу действительно понять и прочувствовать, пока я стою здесь, с внешней стороны двери.
Тори ненавидела меня.
От этой мысли у меня заболел живот. Меня прежде никогда не ненавидели. Я была из тех детей, если спросить о которых у других, что они думали обо мне, они ответили бы: «Хлоя? Она хорошая, я думаю». Они не любили меня, не ненавидели меня, просто обо мне не думали.
Заслужила ли я ненависть Тори, был другой вопрос, но я не могу поспорить с ее описанием событий. Для нее я действительно ворвалась сюда и забрала ее место. Я стала "хорошим пациентом", а ведь она отчаянно нуждалась в этом.
Если сейчас я войду в ее комнату, то Тори не увидит сочувствующее лицо. Она увидит явление победителя, пришедшего позлорадствовать, и она еще сильнее возненавидит меня. Так что я оставила ее там, плачущую в комнате в одиночестве.
* * *
Когда дневная перемена закончилась, миссис Тэлбот объявила, что уроков на сегодня больше не будет. Мы собирались совершить редкую поездку во внешний мир. Мы далеко не уедем — просто в местный бассейн через квартал, до которого можно дойти пешком.
Прекрасная идея. Если бы только у меня был купальный костюм.
Миссис Тэлбот предложила позвонить тете Лорен, но я не собиралась отрывать свою тетю от дел ради этого, особенно после того, как ей пришлось приехать сюда вчера из-за моего проступка.
И все же не только я не пошла. Дереку пришлось остаться на терапии с доктором Джилл. Это было несправедливо, но когда я сказала это Саймону, он ответил, что Дереку не разрешают покидать лечебницу. Я думаю, это имеет смысл, если брать во внимание то, почему он здесь. В день моего приезда, когда все ушли в город на ленч, Дереку тоже пришлось остаться в своей комнате.
* * *
После того как все уехали, я упросила медсестер разрешить мне подняться наверх и слушала музыку в своей комнате. Я была там всего несколько минут, когда мне показалось, что кто-то постучал в дверь. Я вытащила наушник. Снова стук. Я была вполне уверена, что призраки не умеют стучаться, так что я крикнула человеку зайти.
Дверь распахнулась. Там стояла Тори и смотрела... очень «неторински». Ее темные волосы торчали в стороны, как будто она провела по ним руками. Рубашка помята, спина не заправлена в джинсы.
Я села.
– Я думала, ты уехала плавать.
– У меня судороги. А с тобой что? – слова прозвучали резко, с оттенком ее обычного высокомерия, но напряженно. – Так или иначе, я пришла не для того, чтобы одолжить твой карандаш для глаз. Как будто он у тебя есть. Я пришла сказать, что ты можешь забирать Саймона. Я решила... – она посмотрела куда-то вдаль. – Мне он не интересен. Короче, не мой тип. Слишком... молодой, – скривила губы. – Незрелый. В любом случае. Возьми его. Он твой.
Я испытала желание отстреляться "Ну и дела, спасибо", если бы не было очевидно, насколько это причиняло ей боль. Саймон был неправ. Он действительно нравился Тори.
– Так или иначе, — она откашлялась, — Я пришла объявить перемирие.
– Перемирие?
Тори вошла в комнату и закрыла за собой дверь. От нее исходила волна нетерпения.
– Эта глупая вражда между нами. Ты не стоишь моего... – она затихла, резко опустила плечи. – Больших усилий. Ты хочешь Саймона? Бери его. Ты думаешь, что видишь призраков? Твоя проблема. Все, что я хочу, чтобы ты сказала доктору Джилл, что я извинилась за то, что сказала всем в твой первый день, что ты видишь призраков. Они собирались освободить меня в понедельник, но теперь передумали. И это ты виновата.
– Я не…
– Я не закончила, – легкий оттенок ее старого отношение ко мне придал словам перелив раздражения. – Ты скажешь доктору Джилл, что я извинилась, и, по возможности, ты не хочешь раздувать из мухи слона. Я думала, что это круто, что ты видишь призраков, но ты выбрала неверный путь, и с тех пор я была с тобой мила.
– О “предоставлении” мне Саймона... Я не…
– Это первая часть соглашения. Часть вторая? Я покажу тебе то, что ты хочешь увидеть.
– Что именно?
– Это в… – щелчок пальцев – …в грязном подвальном помещении. Я собиралась спуститься вниз, узнать, когда вы двое, наконец, собираетесь выстирать мои джинсы, и я услышала как ты и Рей что-то искали.
Я сделала каменное лицо.
– Я не знаю о чем…
– О, да брось. Позволь мне догадаться. Брэйди сказал Рей, что там что-то есть, не так ли?
Я понятия не имела, что она имела в виду, но кивнула.
– Это – шкатулка для драгоценностей, полная старого хлама, – она сжала губы от отвращения. – Брэйди показал мне. Он думал, что я, как ни странно, могу заинтересоваться ею. Это похоже на антиквариат, сказал он. Все в целом, – она задрожала. – Когда я оказалась далека от “О, ничего себе, это настолько мило и романтично. Я так люблю сгнившие ожерелья и грязные подвалы”, должно быть, он рассказал обо всем Рей. Если ты хочешь, я могу показать тебе, где она.
– Конечно, хочу. Возможно, сегодня ночью…
– Ты думаешь, что я собираюсь рискнуть нажить себе еще больше проблем на голову? Я ее сейчас покажу, когда у меня есть время принять душ. И не думай, что ты сможешь сама ее найти, потому что у тебя ничего не выйдет.
Я колебалась.
Она сжала губы.