Так где он? Сначала я спустилась в подвал. Дверь закрыта, свет выключен, и нет ни единого знака, указывающего на то, что он где-то спрятался. Прачечная пуста. Дверь в туалет заперта.
Вчера ночью, во время нашей прогулки, он усиленно глотал холодный воздух. Когда мы вернулись, температура, казалось, спала, и я приписала это действию тайленола, но, возможно, было достаточно лишь одного холода. Если он отчаянно хочет достичь быстрого результата, то гуляет по улице в надежде сбить температуру и успеть проводить Саймона.
Я вышла на заднее крыльцо. Четверть луны скрылась за облаками, и стало так же темно, как в коридоре на верхнем этаже. Я могла различить мерцание огней в соседних домах, но из-за высоких деревьев они были похожи на тусклое свечение.
Я окинула взором задний двор, увидев лишь слабо различимую коробку сарая. Сегодняшняя ночь была холоднее предыдущей, и изо рта вырывалось облачко пара. Единственным звуком был скрип ветвей, столь же постоянный и монотонный, как тиканье напольных часов с маятником.
Я прошла по веранде три острожных шага. К тому времени, как спустилась на бетонную подушку, я уже смогла разобрать более тусклые силуэты во дворе — скамью, шезлонг, садового ангела и пятно размером с футбольный мяч около сарая.
Где-то заработал двигатель, и я замерла, но это была всего лишь проезжавшая мимо машина. Еще два медленных шага. Я посмотрела через плечо и увидела быструю вспышку света, похожую на луч фонаря, но, как мне было известно, единственный фонарь находился у Саймона.
Я осмотрелась по сторонам и уже была готова прошептать «Дерек», но закрыла рот. Он ответит? Или спрячется?
Когда я подошла ближе к предполагаемому мячу, то увидела, что это были большие белые кроссовки. Дерека. Я взяла их и начала активно крутить головой.
Меня пронзил настолько холодный порыв ветра, что на глазах выступили слезы. Он со стоном начал раскачивать ветки деревьев, а я стояла и терла замерзший кончик носа. Затем ветер утих... Но стенание продолжалось, длинное, на низкой ноте. По моей шее побежали мурашки.
Я медленно повернулась. Звук прервался. Раздался душащий кашель, я повернулась к источнику звука и заметила белый носок, выглядывающий из помещения сарая.
Я помчалась к нему. Скрывшись в тенях, там на четвереньках стоял Дерек; я едва могла различить голову и верхнюю часть тела. От него плохо пахло, и ветер доносил острый, горький запах, от которого мое горло рефлекторно сжалось.
Тело напряжено – его тошнило – дыхание было сухим и рваным.
– Дерек? – прошептала я. – Это – Хлоя.
Он замер.
– Уйди, – вырвалось едва понятное гортанное рычание.
Я подошла поближе и заговорила еще тише:
– Саймон ушел. Я убедила его продолжить идти, пока я ищу тебя.
Он выгнул спину, вытянул руки, бледные пальцы зарылись в почву. Низкий стон, немного прерванный ворчанием.
– Ты нашла меня. Теперь уйди.
– Ты и вправду думаешь, что я уйду, оставив тебя в таком состоянии? – я сделала еще один шаг. От запаха рвоты пришлось зажать нос и дышать через рот. – Если тебя рвет, это серьезнее обычной температуры. Тебе нужен…
– Уйди! – прорычал он, и я рефлекторно сделала шаг назад.
Дерек опустил голову. Еще один стон, на этот раз он перерос в высокий звук, став похожим на хныканье. Он был одет в футболку: голые мускулы напрягались каждый раз, когда он начинал рыть землю. Его руки потемнели, словно их накрыла тень, затем стали прежними, бледными по сравнению с окружающей темнотой.
– Дерек, я…
Он выгнул спину, подняв ее столь высоко, что я могла видеть четко очерченную линию позвоночника. Футболка натянулась, мышцы извивались и слегка дрожали. Затем он осел, дыхание было столь же рваным и прерывистым, как шелест листвы.
– Пожалуйста. Уйди, – слова прозвучали утробно, словно он не открывал рта.
– Тебе нужна помощь…
– Нет!
– Тогда Саймон. Я позову Саймона. Я прямо…
– Нет!
Он повернулся, и я мельком увидела его лицо: искаженное, деформированное... неправильное. Он наклонил голову, прежде чем я смогла понять, что увидела.
Его вновь вырвало – звук был ужасный и грубый, словно ему вывернуло все внутренности. Он снова выгнул спину, вытянул конечности на максимальную длину, аж слышно было, как затрещали кости. Его руки стали темнее, затем посветлели, мускулы и сухожилия дрожали. Луна вышла в тот самый момент, когда у него снова потемнели руки, и я смогла увидеть, что это были волосы, выросшие достаточно, чтобы прорезать кожу, и затем скользнуть назад. И его руки... Пальцы стали длинными и искривленными, как когти, он рыл землю, выгибаясь в болезненной агонии.
И тут в памяти всплыли слова Саймона:
– Парни как Дерек имеют... выдающуюся силу, если можно так сказать. Супер сильный, как ты видела. И обостренные чувства. Такая вот фигня.
Такая вот фигня.
А потом я осторожно спросила:
– Я же не столкнусь с какими-то оборотнями или вампирами, не так ли?
И, смеясь, Саймон ответил:
– Это было бы круто.
Точнее, совсем не ответил. Избежал ответа, который не мог дать.
Дерек бился в конвульсиях: откинул голову назад, сжал челюсть; ужасное стонущее завывание вырывалось сквозь зубы. Затем он снова наклонил голову и начал ртом ловить воздух. С его губ срывались ниточки слюны.
– Дерек?
Его рвало – все тело тряслось в конвульсиях. Когда они спали, я медленно подошла к нему. Он отвернулся.
– Я могу что-нибудь сделать?
Голос в моей голове сказал: «Конечно. Бежать со всех ног!» Но это было слабое предупреждение, совсем не серьезное, сущая правда, ведь я совсем не собиралась бежать. Это не монстр из дневного киносеанса. Даже теперь, с волосами на руках, пальцами, искривленными как когти, когда он отводил взгляд и ворчал мне, чтобы я ушла, я знала, что независимо от того, что случилось, он все еще Дерек.
– Я могу что-нибудь сделать?
Смешной вопрос. Я могу представить ответ, который он бы дал в любой другой ситуации — как расширятся его глаза, искривятся губы.
Но после одного нерешительного «уйди», он просто сидел там, отвернув голову. Его всего трясло, дыхание было похоже на скрежет, перерастающий в дрожь.
– Нет, – его пальцы зарылись в землю, руки напряглись, а затем расслабились. – Уйди.
– Я не могу оставить тебя здесь. Если есть что-то, что я могу сделать...
– Нет, – резкий вдох, а затем он произнес, – не уходи.
Его голова была повернута ко мне, и я смогла различить один зеленый глаз, расширенный от ужаса.
Его руки и ноги не гнулись, лишь поднимались вверх, когда его начинало трясти. Трава была забрызгана рвотой, с каждым спазмом появлялась новая волна. Тошнотворный запах заполнил воздух.
И я сидела там, ничего не делая, потому что ничего не могла сделать. В голове роились тысячи идей, но я в мгновения ока отказывалась от них. Я осторожно подошла к нему и положила ладонь на руку, чувствуя, как жесткие волоски проталкиваются сквозь разгоряченною кожу, корчащуюся и пульсирующую. Это все, что я могла сделать – стоять и говорить ему, что я рядом.
Наконец, с заключительными судорогами, последними брызгами рвоты, пролетевшими вперед на три фута и попавшими на забор, все прекратилось. Просто остановилось.
Мускулы под моей рукой успокоились, жесткие волоски исчезли. Он расслабился: опустил спину, убрал руки с земли. Сел, отдышался. Волосы упали на лицо.
Затем он резко рухнул на бок, закрывая лицо руками. Пальцы все еще оставались длинными, деформированными, ногти толстыми, как когти. Он свернулся в калачик и застонал.
– Может, я…? Саймон. Может, я позову Саймона? Он может знать, что…?
– Нет, – слово прозвучало хрипло, гортанно, как будто его голосовые связки не принадлежали человеку.