— Так. — Гарриэт чувствовала, что Тони кипит. — И что?
— Значит, из Санта-Моники.
— Ну и прекрасно.
— Не особо. Я позвонил туда. У них звонков по номеру Рид не зарегистрировано. Более того, эта линия вышла из строя. 01603 не используется уже два дня. Так откуда же, черт побери, звонки?
— Это невозможно!
— Несомненно… если только не… — он помотал головой.
— Если — что?
— Если только не ведут направленную передачу через спутниковую систему. Он, что, Рид этот, важная персона? Пойдемте, миссис Волгрин! Покажу вам на выходе терминала. Поступает регулярно, как часы.
Гарриэт последовала за Тони. Они прошагали мимо компьютерных банков и подошли к маленькому компьютеру. Встали перед ним, наблюдая, как на экране вспыхивают и гудят номера.
— Видите? — указал Тони на экране. — Вот, опять.
— Черт подери, — пробормотала Гарриэт.
Гудение стало напряженнее.
— Послушайте, мисс Волгрин, может, вы о чем-то умолчали?
— К примеру?
— Да откуда мне знать? Тест, может, какой? Или глушитель новый?
— Тони, тогда при чем была бы я?
Еще громче…
— Не знаю, — замялся Тони. — Но творится что-то невообразимое. Господи…
— Нет, это не шутка и не тест, Тонн.
— Тогда что же?
— Не представляю.
Гудение, раза в три-четыре громче обычного, прервало их разговор.
— Эй, Пэт, что там такое? — окликнул Тони парня в дальнем конце комнаты.
— Сам в потемках.
— Ну и гудит! Будто к нам тучи саранчи налетели! — высказался кто-то.
Гудение нарастало. Вдруг завибрировали компьютеры. Все разом.
— Что творится!
— Похоже на землетрясение…
— Какого черта…
— Взгляни сюда! — позвал один техник другого, указывая на ряд терминалов, которые сотрясались, добавляя металлическое клацание к пулеметным очередям щелчков. А внутри терминалов ошалело затряслись резисторы, сотни тысяч.
— Боже мой!
— Нет, что творится?
— Скорей! Звони наверх!
Внезапно, в едином мощном вздроге, резисторы рванулись из терминалов. Они были нацелены на Гарриэт. И ударили одновременно. Гарриэт упала как подкошенная.
16
Только спустя полчаса Сьюзен осмелилась войти в спальню. Спальня была заполнена Им.
Она метнулась к кладовке, стараясь не слышать, не поддаваться, но тщетно. Руки ходили ходуном, и ей едва удалось сдернуть из шкафа одежду, нужную, чтобы сбежать из дома. Захлопнув за собой дверь спальни, она оделась на кухне, но сознание, что Оно там, заполняет спальню и может просочиться в коридор, мешало успокоиться. Ей показалось, будто она слышит Его, когда смыкались дверцы лифта, но была не уверена: голова шла кругом, могло просто почудиться.
На углу Вэст-Энд-авеню и 77-й стрит телефон-автомат починили. Она сняла трубку. Оно было там.
Сьюзен поймала такси и помчалась к Гарриэт. Подъехав, она увидела перед зданием «скорую помощь», а от дверей тихонько отъехал красный фургончик…
— Боже! — слабо выдохнула Тара, в который уже раз после того, как Сьюзен, ворвавшись в ее кабинет, рассказала, что Оно убило Гарриэт. — Боже!
Тара поверила. Наконец.
Они составили план. Сама идея была ненавистна Сьюзен, и она боялась. Но уехать ей придется. Уехать одной. Устранить себя от Андреа и Лу. Тогда хотя бы они будут в безопасности.
— Ты у меня храбрец! — Тара сжала ей руку. Было решено, что Сьюзен отправится к родителям Тары, в их деревенский домик, в двух часах езды по шоссе.
— Может, там Оно тебя не найдет, — заметила Тара, не рассчитывая на ответ и не получив его.
Они позвонили в «Олин» и заказали машину для Сьюзен. Тара набросала чертежик, как проехать к их дому, и наконец они собрались уходить. Тара заедет к родителям, возьмет ключ от дома, а потом встретит из школы Андреа. Сьюзен же заберет машину и поедет домой, чтобы собраться.
В приемной она наткнулась на Моди.
— Сьюзен, детка, ну как ты? — И Моди протянула руку с безупречным маникюром. — Уже уходишь. Тара? — на лице у нее мелькнула улыбка.
— Да, уже ухожу, — парировала Тара, таща Сьюзен к выходу.
Припарковав машину у подъезда, Сьюзен вошла в квартиру. Прошла на кухню за ножницами — белый телефон, по-прежнему мертвый, наблюдал за ней молчаливо, гневно — и быстро перерезала ему шнур.
Теперь главное испытание — работающий телефон в спальне. Пока она медленно шагала по коридору. Безмолвие, таившееся там, еще больше уплотнилось и давило.