— Приснилось, — Серёга поднялся на ноги, — больше спать не буду. Пусть вот молодой дрыхнет!
— Не, я тоже спать не хочу. Не засну. Можно я с вами?
— Можно Машку за ляжку, а у нас «разрешите»! Понятно? — Серёга был явно не в настроении и начал быстро закипать.
— Э, а ну тормози! — я положил руку Серёге на плечо.
Он как-то сразу сдулся, затравленно посмотрел на меня, затем кивнул каким-то своим мыслям и похлопал Марченко по плечу.
— Отвыкай от гражданки, Мара! Тебе еще почти полтора года трубить.
— Ну, раз никто спать больше не собирается, разобрались по секторам и наблюдаем, — разрядил я обстановку.
Ночной прицел пошел по рукам, задерживаясь у каждого минут на десять. Втроем стало намного веселее, и время потянулось быстрее.
Уже было далеко за полночь, когда произошло еще одно событие.
— Что это? А-а-а! Что это? — просипел сдавленным, полным ужаса голосом Марченко.
Ярко сверкнула молния, и мы на какое-то мгновение увидели искаженное лицо нашего бойца, который трясущимся пальцем показывал куда-то в темноту.
— Ну, что ты там опять увидел? — спокойным голосом спросил я. — Снова йети?
— Женщина там! Точно говорю… женщина!
— Где?
— На стыке нашего и соседского участка!
— Дай прицел! — я выхватил прицел из рук Марченко.
На стыке никого не было. Так, а ну-ка! Метрах в тридцати от стыка стояло одинокое деревцо, под порывами ветра размахивающее тонкими ветками. Град сбил с него всю листву, и в такую погоду можно было принять его за кого угодно.
— Опиши словами, что и где видел.
— Метрах в тридцати от стыка…
— Ясно! Отбой тревоги. Это просто дерево без листьев.
Серёга заржал во всю глотку.
— Еще полгодика на заставе, и тебе женщина будет мерещиться в каждом дереве с дуплом! — пошутил он, потом посмотрел на нас и, пожав плечами, сказал: — По себе знаю!
Простой солдатский юмор подействовал. Напряжение ночи постепенно стало отпускать. Мы расслабились, начали шутить, вспоминать какие-то случаи из гражданской жизни, посмеиваться. Небо тем временем посерело. Я заметил, что Марченко и Серёга клюют носами и всё чаще и чаще трут лицо руками.
— Давайте-ка, часик отдохните оба и не спорьте. Завтра день тоже очень непростой будет, силы потребуются всем. Я пока нормально, спать не хочу, начну вырубаться — растолкаю, так что отдыхайте!
Никого особенно уговаривать не пришлось, ребята сразу завалились на пол, и через минуту с их стороны доносилось ровное дыхание, говорящее о том, что в сон они провалились практически мгновенно.
Наши ночные разговоры о доме навеяли на меня воспоминания почти двухгодичной давности.
Вспомнился интернат и наш первый откровенный разговор с отцом, перевернувший мою жизнь с ног на голову. Дело было незадолго до призыва в армию.
Москва, спортивный интернат, май 1984 года
Отец всегда, когда был в Москве, забегал ко мне в интернат, если выдавалась свободная минутка. С вокзала или аэропорта, не заезжая домой или на работу, он всегда первым делом спешил повидаться.
Я всегда с нетерпением ждал его приездов и, когда подходил срок, всё чаще и чаще выглядывал в окно.
Я так скучал по нему! Считал дни и всё гадал, когда же отец сочтет меня достаточно взрослым для того разговора, о котором он мне говорил после похорон матери.
И вот, наконец, я дождался!
Он приехал, как обычно, из аэропорта и сразу же ко мне. Мы обнялись, пожали руки, а потом со смехом обнялись еще раз. Мы не виделись долгих три месяца. Собравшись с духом, я сказал отцу, что намерен служить в пограничных войсках, и что это мое твердое решение, и оно окончательное.
— Погоди! Еще перед этой моей командировкой директор интерната мне рассказывал, что будет готовить твои документы в ЦСКА… А как же спорт? Тебя и в программу подготовки олимпийского резерва включили! Через четыре года есть все шансы на олимпиаду в Корею попасть… А?
— Не хочу, пап! Ну не мое это, слишком легко и не интересно для меня. Ты же знаешь? — я посмотрел ему в глаза.
Он понял, опустил взгляд и снова с интересом посмотрел на меня.
— Послужу на границе, а потом, может, в вышку поступлю. Как тебе такой вариант, а? — с надеждой спросил я.
Отец, не сводя с меня пристального взгляда, кивнул своим мыслям и встал.
— Посиди тут, — сказал он, — я скоро.
В окно я видел, как он направился в сторону нашего административного корпуса.
Я всегда помнил этот взгляд. Точно такой же был у него в день, когда мы вернулись с похорон мамы, и у нас состоялся тот первый разговор. Посмотрим, что из этого выйдет сейчас.