Выбрать главу

Эти ночные полеты… Она и стыдилась их, и не могла приказать душе не летать: столько в них было первозданной радости, от которой колотилось сердце, пересыхали губы, а в животе начинали порхать бабочки. Про бабочек она вычитала в какой-то дурацкой книжке. Описывая страсти своих героев, она никогда бы не опустилась до такого пошлого сравнения, но для себя почему-то другого не находилось.

Все на той же выставке кукол (случаи, когда приходилось выходить из дома, Татьяна помнила наперечет) рыжий парень в черной кожаной куртке пригласил посетителей посмотреть механические игрушки. Конечно, тетка, расталкивая всех, ринулась вперед, и коляска оказалась почти вплотную прижата к стенду. Парень с видом фокусника вращал рукоятки шкатулок: гимнасты крутились на трапеции, бедный Йорик заливал зрителей слезами, девочка качала мишку с оторванной лапой, а деревенский простак исполнял ирландский танец. Это, последнее, было самым отвратительным: туловище, нацепленное на спицу, то поднималось вверх, то опускалось, нитяные ножки в деревянных сабо нелепо болтались в воздухе, изображая танец. Как ни странно, она злилась не на парня, приводящего кукол в движение, а на их автора, деда Юрана, как было написано на этикетке.

– Мы еще не были на втором этаже, – вдруг вспомнил кто-то.

И, отвернувшись от простака, нанизанного на спицу, народ устремился по ступенькам наверх. Татьяна не запомнила работ художника, чьи картины были там выставлены, в памяти осталось только яркие пятна, которые должны были что-то изображать и фраза:

– Вот так и мы. Суетимся, а главного в жизни не замечаем.

– Что же в ней главное? – спросил парень в куртке.

Тетка, опустив глаза на коляску, театрально выдохнула:

– Обездоленные.

В тот момент Тане ужасно захотелось убить тетку. Позже она почти в каждом романе так и поступала, разными способами убивая героинь, прототипом которых служила ее тетка. Неплохая, в сущности, женщина, взвалившая себе на плечи обузу – растить сироту инвалида, но так и не научившаяся не ранить при этом детское сердце.

На второй этаж выставки мужчины подняли коляску легко, а когда надо было спускаться, посетители разбрелись, и рядом оказался лишь все тот же парень в куртке, на которого Таня и взглянуть-то боялась.

Не спрашивая разрешения, он легко подхватил девочку на руки и понес, предоставив тетке возможность спускать коляску по ступенькам. Тане казалось: не только ноги, но и голова у нее болтается как у механической куклы, нанизанной на спицу. Голову она пыталась всеми силами удержать, чтобы не прислонялась к черной куртке, пахнувшей то ли мужским одеколоном, то ли хорошим табаком: негде было научиться Тане разбираться в этих запахах. Но щека раз за разом прижималась к шершавой коже, вдыхая и запоминая аромат мужчины. Парень посадил Таню в коляску, широко улыбнулся, дурашливо подмигнул. Ни брезгливости, ни отвращения, которых Таня так боялась, она не заметила, но все равно не могла простить непрошенного прикосновения.

Спустя годы почти в каждом романе парень этот становился прототипом главного героя, и, мстительно щурясь, Татьяна наказывала его, сама, впрочем, не очень понимая, за что. Он обязательно влюблялся не в добрую девушку, которая любила его, а в красивую стерву и обманутый, наивный погибал, страдая. Побеждал в романах брутальный мужчина, в образе которого Татьяна неизменно видела деда Юрана, приучающего кукол лаской или угрозами дергаться в соответствии с его желаниями.

Георг Ястребцов тоже умел дергать своих кукол за веревочки. «Униженных и оскорбленных» уже написал Достоевский. Ястребцова ни первые, ни вторые не интересовали. Его герои были самодостаточны, ироничны к себе и другим, умело скрывали пренебрежение к униженным и, не задумываясь, могли оскорбить любого, добиваясь поставленной цели.

Татьяна понятия не имела о том, как живут те, кто считается элитой общества, поэтому без зазрения совести списывала их быт с «Человеческой комедии» Бальзака. В конце концов, авантюристы во все века остаются авантюристами, политики – проходимцами, журналисты – карьеристами, а светские красавицы не бывают святыми. Интерьеры их квартир она подсматривала в музеях, благо это было нетрудно найти в интернете, а описания роскоши тусовок и светских раутов со временем стали так удаваться, что известные люди обращались к дизайнерам и организаторам вечеринок с просьбой сделать «как у Ястребцова».