Михаил Сергеевич помолчал, задумчиво улыбнулся:
– Вы только вдумайтесь: больше двух тысяч лет поколения за поколениями верили в пятый постулат Евклида, и вдруг сразу три человека, живущих в разных странах, допускают, что есть условия, когда он не исполняется, предполагают, что сумма углов в треугольнике может быть меньше 180 градусов, и на основе этого создают геометрию, положения которой парадоксальны, но, тем не менее, не содержат ничего невозможного. А что касается практического применения… Одна из наиболее популярных космологических моделей представляет Вселенную как трехмерное пространство Лобачевского, с меняющейся во времени кривизной; уравнения гравитации Эйнштейна в значительной степени воплощают в себе идеи неевклидовой геометрии; эксперименты по столкновениям элементарных частиц блестяще подтвердили, что углы, под которыми разлетаются частицы и их скорости предельно точно могут быть рассчитаны на основе формул геометрии Лобачевского… Простите, ребята, я увлекся, – смущенно прервал себя учитель.
– А Бойяи смирился с тем, что не был первым? Что с ним было потом? – Верочка Радкевич нервно накручивает на палец падающую на глаза прядь волос, позабыв про свой титул красавицы.
– Потом все было плохо, – вздыхает Михаил Сергеевич. – В руки Яноша Бойяи попала книга Лобачевского. Он не поверил в существование такого ученого где-то в далекой России и решил, что это «геттингенский скряга» выпустил работу под псевдонимом, тем самым украв труд всей его жизни. Нервное потрясение привело к тому, что Бойяи оказался на грани помешательства.
Михаил Сергеевич грустно усмехнулся:
– Занятия наукой бывают небезопасны для здоровья.
– Лучше бы отца слушал и жил, как другие, – бормочет себе под нос Димка Смоляков.
***
Звонок с урока возвращает всех в реальный мир, живущий по своим законам.
В коридоре у окна нервно потирает ладони аспирант Михаила Сергеевича.
– Миша, что вы здесь делаете?
– Уезжаю я, попрощаться зашел. Отец настаивает, говорит: «Наука – баловство, а семье выживать надо». У нас и правда дома мал-мала меньше…
Михаил Сергеевич понимающе кивает головой:
– Чем собираетесь заниматься?
– Тем же, чем все. Буду ездить в Польшу, торговать…
– Удачи. И помните, Миша, надумаете вернуться – буду вам рад.
Михаил Сергеевич не отрываясь смотрит, как размахивая руками, длинный, нескладный, словно Гулливер в стране лилипутов, Миша пробирается по коридору сквозь толпу малышни, высыпавшей из продленки.
***
– Михаил Сергеевич, дорогой! – на щуплого профессора в вытертых джинсах обрушивается двухметровый гигант. – Как я рад вас видеть!
С трудом освободившись от объятий, немного помятый, Михаил Сергеевич улыбается представительному молодому мужчине в отлично сшитом черном костюме:
– Здравствуй, Юра. Видишь, изучаю твой доклад. Оригинальное решение задачи, эти трое одобрили бы, – Михаил Сергеевич кивает в сторону портретов.
– Правда? – видно, что собеседник искренне рад. – Мы с Наташей часто вспоминаем вас. Помните, я в гимназии мог отвечать урок, только матерясь через слово, а вы заставляли меня писать ответы в тетради и красным карандашом исправляли грамматические ошибки. Я ведь, Михаил Сергеевич, благодаря вам, русский язык выучил.
– Приму к сведению и буду гордиться, – смеется профессор.
– Подождите, я вас сейчас с соавтором познакомлю.
Ковальчук отходит и через минуту возвращается, ведя за руку стройную молодую женщину. Узкая серая юбка и нежно-розовая блузка, туфли на высоких каблуках, строго закрученные на затылке волосы, умелый макияж так изменили нескладную девочку-подростка, что Михаил Сергеевич не сразу узнает Наташу Лукьяненко. Опять начинаются объятия.
– Ну, вообще-то я так и подозревал, что фамилия соавтора «Лукьяненко» – не случайное совпадение, – улыбается бывший учитель, – но даже представить себе не мог, что ты, Наташа, станешь такой красавицей. Повезло Юре.
– Ага, еще как, – Ковальчук, как обычно, добродушен, – а помните, Михаил Сергеевич, как я пришел к вам совета просить перед первым в жизни свиданием? Я ведь к ней тогда и собирался.
Михаил Сергеевич смотрит на Наташу, и по губам пробегает лукавая улыбка:
– Извини, Юра, совсем забыл, начисто.
– Простите пожалуйста, – к оживленно беседующей троице подходит мужчина лет сорока с небольшим. – Михаил Сергеевич, мы с вами не знакомы, извините, что прерываю ваше общение, но, к сожалению, сразу после заседания я вынужден уехать, а очень бы хотелось передать вам одну вещь. Вы помните Мишу Петровского?
– Да, конечно, – Михаил Сергеевич мгновенно стал серьезным. – Ребята, вы извините, еще поговорим. Что с Мишей?