Поднявшись, как и раньше, пешком на шестой этаж, я подошел к нашей двери, и уже хотел было нажать кнопку звонка, но дверь открылась сама. На пороге стояла улыбающаяся Тамара Павловна.
— Коля, с приездом, родной! Как я рада тебя видеть… Возмужал! Как добрался? Шинель повесь вот здесь, — засуетилась вокруг меня соседка.
— Отлично, тётя Тамара, — сказал я, приобнимая за плечи пожилую женщину.
Что мне особенно было приятно, так это то, что фальши от нее не чувствовалось ни на грамм, она действительно искренне радовалась моему возвращению.
— Иди, мой руки, сейчас обедать будем! Отца ждать не надо, будет только вечером, у них там аврал какой-то в последнее время.
Я помыл руки, пригладил жесткие непослушные волосы и зашел на кухню.
М-м… Какие запахи!
В животе громко заурчало. Вот сейчас и сравним всё это с готовкой Фомы.
Хороший, наваристый мясной суп с вермишелью. На второе — поджаристые котлеты с гарниром из гречневой каши, которая, в свою очередь, была приправлена тонко нарезанной морковкой, луком и мясистыми белыми грибами. Всё это я умолотил за рекордное время и голодными глазами посмотрел на Тамару Павловну.
— Ну как, не хуже чем у вашего Фомы? — засмеялась она, беря в руки половник.
Я смутился — не проговорил ли я свои мысли о Фоме вслух?
— Никак не хуже, даже лучше, тётя Тамара!
— Я от отца слышала про этого вашего Фому. Ты же сам писал ему, какой там у вас там расчудесный повар. Вот и мне не хотелось лицом в грязь ударить.
— Всё очень вкусно, тётя Тамара. Скажите, а котлеты там еще есть?
Приятно было смотреть на ее улыбку. Столько в ее взгляде было теплоты и добра, что я не удержался и, потянувшись через стол, чмокнул Тамару Павловну в щёку, как внук целует бабушку в благодарность за вкусный обед.
Мы еще посидели немного на кухне за чаем, поговорили о моей службе. Оказывается, она бывала в тех местах в служебной командировке лет так двадцать пять назад. И про нашу заставу слышала, и про знаменитый на весь наш пограничный округ Правый фланг.
После сытного обеда меня начало клонить в сон.
— Коля, ты иди в зал, приляг, отдохни немного с дороги. Там я тебе вещи приготовила переодеться, на кресле лежат. Это отцовские, но я думаю, что они тебе сейчас в самую пору будут.
— Спасибо, тётя Тамара, что-то действительно разморило меня немного.
Я быстро переоделся и улегся на мягкий кожаный диван, подложив под голову матерчатую подушку. Под тихий звон посуды и журчание воды на кухне глаза стали слипаться сами по себе, и я уже не в силах сопротивляться почти сразу провалился в крепкий сон.
Проснувшись, я еще лежал какое-то время с закрытыми глазами, переваривая опротивевшее мне сновидение. Опять борьба с морем, опять странный трехпалый отпечаток кисти на камне, наверное, уже в сотый раз.
Достало!
«Этот сон начинает понемногу сводить меня с ума, — подумал я. — Нужно или как-то уживаться с ним, или искать способы от него избавиться. Сегодня же поговорю с отцом».
В комнате уже стемнело, за окном наступил вечер.
Тамара Павловна предусмотрительно оставила включенным свет в прихожей, и мне не пришлось наощупь пробираться на кухню. Поставив чайник на плиту, я уселся за стол и, подперев ладонями подбородок, задумался.
Знать бы, что означает мой опостылевший сон!
Ведь всему в этом мире должно быть хоть какое-то объяснение. Ну раз приснился, ну два! А тут снится уже несколько месяцев подряд и повторяется во всех подробностях. Тот скалистый берег я уже запомнил до мельчайших деталей. Я хоть сейчас мог себе представить все скальные выступы и трещины на нём, и массивный камень под водой, который торчал на дне, и площадку с трехпалым отпечатком.
Я вытянул кисть правой руки перед собой, разглядывая пальцы. А если вот так…
Сначала я соединил мизинец с безымянным пальцем, затем средний с указательным, и оттопырил большой палец в сторону. Я аж вздрогнул. Передо мной была точная копия отпечатка трехпалой кисти из моего сна, только там она была маленькой. Как-то раньше проделать такое со своими пальцами мне в голову не приходило, даже подумать об этом не мог.
А что это дает? Да ничего! Непонятно тут всё как-то и запутано.
Я услышал, как в замочную скважину входной двери вставили ключ, вскочил и бросился в прихожую.
— С прибытием, сынок! — меня крепко обнял отец. — Как добрался? Ты хоть отдохнул немного? Сейчас переоденусь, и рванем в ресторан. Сначала отметим твое прибытие, а все разговоры на потом. Лады?
— У меня только военная форма, гражданки нет.
— Как нет, очень даже есть! Пойдем.
Отец открыл нижний шкаф в шифоньере.
— Вот, неделю назад в ЦУМе выбросили! Петя там чуть оружие не применил, пока через черный ход всё это добро выносил. Дефицит, однако! Давай, примеряй, а я сейчас.
Оставив объемный целлофановый кулёк на столе, отец прошел к себе в комнату. Заглянув внутрь пакета, я обнаружил там новенькие джинсы, черную рубашку и тонкий синий свитер. На дне лежала пара отличных ботинок и новые носки. Все вещи импортные, хорошего качества, а самое главное — моего размера.
Скинув отцовскую одежду, я примерил обновки.
— Ну как, подошло? — отец вышел из кабинета. На нём был пиджак из хорошей шерстяной ткани, такие же штаны и голубая рубашка без галстука.
— Отлично, пап! — я показал большой палец. — Здорово ты с размером угадал.
— Да это не я, это Марго угадала, — увидев мой недоуменный взгляд, отец поправился. — Ну, Маргарита Николаевна. Ты с ней уже знаком, насколько я знаю.
— Да уж познакомились…
— Ну ладно, об этом потом! — заторопился отец. — Пошли, машина уже внизу.
В прихожей он подал мне теплую длинную куртку с оранжевой подкладкой и капюшоном с меховой оторочкой.
— Это тоже тебе! Бунда-Аляска называется.
— Спасибо большое!
— Мелочи. Ну что, пошли?
Через полчаса мы подъезжали к ресторану «Арагви».
Возле входа в ресторан стоял внушительный хвост человек в двадцать.
— Куда же вы, товарищи? Здесь же очередь! — выкрикнул из толпы мужчина в солидном кашемировом пальто и норковой шапке.
— Мля… задолбали уже! Всё прут и прут, совести нет никакой, — вторил ему мужской голос, хозяин которого был уже в явном подпитии.
Тут же из ресторана выбежал швейцар в расшитом золотыми нитками кителе.
— Проходите, Иван Сергеевич! Всё уже давно готово, ждем только вас, — услужливо поклонившись, пригласил он.
И тут же бросил загомонившему с новой силой в очереди народу:
— У них заказано! Банкет у них, чего шумите…
— Да сколько можно?!
Тяжелая дверь ресторана отсекла шум и галдеж на улице, а мы попали в ярко освещенное старинное помещение, оформленное в классическом кавказском стиле.
Возле гардеробной скучал стройный чернявый официант в национальном грузинском костюме.
— Гамарджобат, Иван Сергеевич! — обратился он к нам с явно выраженным грузинским акцентом. — Следуйте за мной, пожалуйста.
Я двинулся следом за отцом, с интересом поглядывая по сторонам. Вокруг много хорошо одетых людей разного возраста. Играла задорная живая музыка. Все веселились и громко разговаривали.
Мы попетляли между столиками, поднялись по лестнице на второй этаж, и наш официант остановился у солидной двухстворчатой двери.
— Прошу! — он отворил дверь и пропустил нас вовнутрь.
Мы оказались в большом уютном кабинете, обставленном немного старомодной кожаной мебелью. Мягкий свет падал на длинный стол, за которым при желании могло поместиться с дюжину человек. Сейчас он был накрыт на две персоны и красиво сервирован бокалами и фужерами. Столовые приборы, разложенные в строгом порядке, создавали ощущение роскоши и какой-то таинственной торжественности.
Сам кабинет, искусно отделанный панелями из орехового дерева, чем-то отдаленно напоминал мне кабинет товарища Сталина, который я видел не раз на старых картинках и в документальных хрониках. По крайней мере, стиль этого помещения был выдержан один в один. Только обставлен он был, на мой неискушенный взгляд, более дорогими вещами. Например, этот огромный кожаный диван с высокой спинкой, стоящий вдоль одной из боковых стен, или вот эта пара удобных кресел со столиком на резных ножках возле другой стены, или эта шикарная хрустальная люстра, свисающая с потолка. Еще у кабинета имелся крохотный балкончик, с которого хорошо было видно танцующих и веселящихся внизу людей.