Брат явился к нему! Он стоял под деревьями по другую сторону костра, сотканный из серебряных нитей от света далеких звезд и возвышающийся над мертвой землей. Рыдания Саймона огласили безмолвную поляну.
«Брат мой! Отныне ты ствол, корни, ветви, бутон и прекрасный цветок.»
— Да, — рыдал Саймон.
От брата исходило сияние, словно от Слова Божьего.
«Я умираю!»
Саймон пересек полянку и подошел к тому месту, где стоял брат. Он дотянулся до него и притронулся к впалой щеке.
— Скажи, что мне сделать!
«Мне холодно!»
Саймон поднял брата на руки и понес к костру, заботливо уложил на траву, мерцающую в свете огня. Из губ брата, сухих и растрескавшихся, вырывалось отрывистое и затрудненное дыхание.
«Твое снадобье больше не облегчает страданий! Мне становится хуже!»
— Нужно время для его действия!
«Нет! Я на грани смерти, осталось немного!»
В свете костра исхудавшее, изможденное лицо брата казалось бесплотным, а глаза излучали удивительный свет.
«Ты бессилен над властью смерти!»
— У меня есть другие снадобья!
«Я не могу больше принимать твои лекарства! Отнеси меня в город! Избавь от боли!»
— Нет! — закричал Саймон. — Тебя не отравят те, кто не видит твоего величия! Зачем мы дожили до этого дня? Только для того, чтобы смириться? — Он склонился над братом и погладил его по светящемуся лбу. — Ты не умрешь!
«Я должен умереть! Мы оба знаем это!»
— Мы все умрем, но не сегодня!
«Убей меня!»
— Надо только добавить чуть-чуть других снадобий. Ты обязательно почувствуешь облегчение! — Саймон вскочил с коленей и бросился в палатку, где остался саквояж. Когда он вернулся, то едва рассмотрел брата. Сквозь истончившееся и бледное тело уже виднелась земля. — Подожди немного! Останься со мной, прошу тебя! — Он приготовил лекарство и приподнял брат, придерживая за спину. Брат открыл рот и выпил настойку. Саймон закрыл ему рот и поцеловал. — Есть другой способ, и ты в этом скоро убедишься!
Призрак стал рассеиваться. Саймон чувствовал, как его руки проходят через спину брата и обнимают его же собственное тела. Раскачиваясь из стороны в сторону, он в одиночестве рыдал возле догорающего костра.
Глава 19
22 ноября, понедельник, 08:00
В восемь часов утра Хейзел Микаллеф проводила внеочередное собрание в конференц-зале. Здесь же присутствовал отец Глендиннинг, весь вид которого говорил о том, что священник провел бессонную ночь. Святой отец бросал испуганные взгляды на каждого, кто входил в кабинет, — а на собрание явились Грин, Уингейт, Спир и еще два офицера. Еще раньше пришла и скромно устроилась в уголке Джил Юн с проектором и ноутбуком.
— Отец Глендиннинг, — Хейзел повернулась к священнику, — можете начинать.
Тот устало встал со стула и оперся на стол, будто перед ним находился амвон.
— В первую очередь хочу заявить, что я здесь оказался против воли.
— Мы это учтем, — отмахнулась Хейзел.
— Во-вторых, нельзя привлекать человека к действиям, идущим вразрез сего глубочайшими убеждениями, касающимися.
— Это тоже обязательно учтем! — процедила она сквозь зубы с еле сдерживаемой злостью в голосе. — Святой отец, расскажите, пожалуйста, о том, что говорили вчера вечером в доме детектива Уингейта.
Глендиннинг бросил на Уингейта сердитый взгляд, будто его скромное жилище стало источником всех бед, обрушившихся на голову пастора.
— Надеюсь, все знакомы с содержанием Нового Завета? — Выдержав паузу, святой отец оглядел присутствующих с плохо скрываемым раздражением. Как оказалось, он ждал ответа. Наконец кто-то из офицеров невнятно забормотал выдержки из великой книги, выученные еще в школьные годы. — Превосходно! Знаете, не хочется пересказывать библейскую историю с самого начала, хотя некоторые ее герои имеют прямое отношение к вашему расследованию. Пожалуйста, обратитесь в слух и не забывайте, что вы не на очередной проповеди, которую изредка удосуживаетесь посетить в храме Божьем!
— Святой отец! — начала было Хейзел, но он ее перебил:
— Смею напомнить, что первоначально рукописи, вошедшие в Новый Завет, писались на арамейском диалекте древнееврейского языка. Их нельзя еще объединить в Библию, поскольку они представляют собой разрозненные своды заветов, наставлений и молитв, переписанных от руки. Первая Библия написана на древнегреческом языке, в нее и вошли все рукописи. Где-то к четырехсотому году от Рождества Христова крупный ученый и философ Иероним перевел Библию на традиционный латинский язык. Итак, все книги, входящие в латинскую Вульгату, основаны на передаваемых из века в век письменных источниках. Однако естественно предположить, что рукописи всегда сопровождались устным сводом, часть которого была запрещена.