Впрочем, сидя за кухонным столом и просматривая газету, Хейзел не могла заставить себя порадоваться новым методам работы в редакции «Рекорд». Она молча вглядывалась в фотографию матери, сделанную еще в 1952 году у входа в магазин «Микаллеф», где Эмили запечатлена с гордо поднятым подбородком, сдержанной улыбкой и яркими, выразительными глазами. Большинство детей считают себя бессмертными, а маленькая Хейзел всегда любовалась уверенным лицом мамы и считала бессмертной именно ее. Уронив голову на руки, она зарыдала от собственного бессилия.
Во время обеденного перерыва, прихватив пакеты с едой, заскочил Уингейт. Он пришел сюда выслушать и вытерпеть все, что, по его мнению, накопилось в душе у бывшего босса. Оказавшись на пороге дома и глядя на покрасневшие от слез глаза Хейзел, Джеймс не выдержал, поставил пакеты наземь и обнял ее. Хейзел ввела его в дом и проводила по коридору на кухню, где поставила чайник, намереваясь сварить кофе.
— Я знаю, что вы ничего не ели, — сказал Уингейт.
— Что-то не хочется.
— Вам в любой момент могут понадобиться силы, — не отступал он.
Хейзел нагнулась над столиком.
— Хочешь сказать, понадобятся силы, чтобы пережить плохие новости?
— Нет, чтобы снова возглавить управление.
Она рассмеялась сухим, трескучим смехом:
— Конечно, Джеймс! Нет проблем! Буду руководить из пустой гостиной в Пембер-Лейке.
— Да вы даже не представляете, сколько человек лично выразили протест против решения Мейсона, и не только ему, но и многим другим, до кого смогли дозвониться в центральном офисе полиции Онтарио в Торонто. Все ребята на вашей стороне!
— Ты тоже при разговоре с Мейсоном выразил протест?
Уингейт поставил пакеты с едой на кухонный стол и, не глядя ей в глаза, ответил:
— Я не Рей Грин!
— Кто бы сомневался! — огрызнулась Хейзел. — Вот Рей не забыл бы принести виски.
Не сказав ни слова, он с непроницаемым лицом извлек из пакета небольшую бутылочку виски и поставил на стол.
— Ох, ты!.. — растерялась она.
Джеймс неловко присел за низенький столик и стал вынимать продукты из пакетов. Он принес сыр, мясные деликатесы и огромную плитку черного шоколада. При виде шоколада в первый раз за два дня Хейзел почувствовала голод. Налив кипятку в кружку, она поставила ее на стол перед Уингейтом вместе с банкой кофе, но совершенно забыла положить ложку. Молодой человек промолчал, не решаясь тревожить ее по пустякам. В участке ходили слухи о том, что детектив Микаллеф некоторое время находилась под надзором докторов. Впрочем, даже если слухи не имели под собой оснований, Джеймс искренне надеялся, что она обратится к врачам — если не сейчас, то хотя бы в ближайшем будущем. Прекрасно понимая, до чего может довести человека нестерпимое горе, Уингейт краем глаза следил за Хейзел, вынимающей тарелки из посудного шкафа. Она была в брюках без носков и отглаженной голубенькой блузке. Создавалось впечатление, что, одеваясь, Хейзел вдруг вспомнила об отставке и остановилась в середине процесса. Джеймсу даже померещилось, что на поясе у нее висит пустая кобура.
— Сделать сандвич или сразу перейдете к шоколаду?
— Знаешь, не хочу впадать в отчаяние! Меня не покидает надежда, что скоро мой строгий диетолог вернется домой и примется указывать, что мне делать. Именно поэтому прямо сейчас я примусь за шоколад.
Уингейт передал плитку Хейзел, и она тотчас ее развернула. От одного запаха у нее потекли слюнки. Не хватало только высунуть язык да на задние лапки встать, как голодная собачонка! При первом же укусе челюсти свело с такой силой, что она едва сдержалась, чтобы не закричать от боли.
— Кстати, про Мейсона — да, я ему сказал все, что думаю. Он поставил условие: либо я отказываюсь от должности и расследование переносится в Барри, либо соглашаюсь и мы доводим следствие до конца в Порт-Дандасе.
— А как ты к нему обращался? По званию? «Сэр»?
— Я не назвал его так, как он того заслуживает, если вы об этом. — Уингейт руками оторвал от батона кусок и разломал на части. — Зато сказал, что если бы Саймон Маллик появился в Хамбер-Коттедже три дня назад, то фотографировался бы сейчас рядом с вами и в наручниках.
— Джеймс, тебе следует задуматься, не сделает ли тебя бутылка виски и батон хлеба соучастником в глазах судей округа Ренфру или Вестмьюир.