— Я приехал раньше, — сказал он вместо приветствия подошедшей к двери хозяйке дома.
Видя, что гость пришел один, она открыла дверь.
Миссис Глэдис Ягнемма было около шестидесяти лет, и она выглядела выцветшей и поблекшей. Седые волосы, полинявший махровый халат и истонченная, словно папиросная бумага, кожа лишь усиливали первое впечатление. Глэдис склонилась над блокнотом, который принесла с собой, и написала: «Вы получили мое письмо?»
— Да, я прочитал его и прошу вас изменить решение, — произнес стоявший на пороге Саймон, держа перед собой шляпу. Саквояж он предусмотрительно оставил в машине. — Я не могу согласиться на вашу просьбу. Свидетелей быть не должно.
Миссис Ягнемма жестом предложила ему пройти в дом. Из-за рака горла ей удалили гортань и большую часть языка, а в верхнюю часть пищевода вставили зонд, через который в организм поступала жидкая пища. Саймон подумал, что едва ли Глэдис подходит для великой миссии. Ее опухоль разрослась так глубоко, что врачам пришлось удалить голосовые связки, и теперь она не может говорить, а уж о пении псалмов нет и речи. Странник оправдывал свой визит тем, что, благодаря его стараниям, ее голос воспарит к небесам совсем иным путем, как современной медицине и не снилось. Отсутствие у миссис Ягнемма языка станет прелюдией к чуду. С другой стороны, своим приездом к этой несносной женщине Саймон искушал судьбу, и его страхи вполне обоснованны: она уже нарушила условия договора и спутала все карты. Сложившаяся обстановка не могла порадовать.
Миссис Ягнемма привела Саймона на кухню и поставила чайник на плиту. Дом не блистал чистотой, к которой он привык за время посещения своих предыдущих подопечных. Для наведения порядка останется совсем мало времени — ведь к двум часам дня, когда сюда явится дочь хозяйки, нужно убраться как можно дальше от этого места. Впрочем, если Сесилия Ягнемма приедет раньше, чем закончится ритуал, Саймон знал, как поступить. Глэдис сидела напротив него за столом и опять что-то строчила на одном из блокнотных листков, которые были разбросаны по всему дому.
«Вы выглядите именно так, как я себе представляла!»
— Слишком строгим?
«Нет, добрым, — написала она в ответ и затем снова повернула к себе листок. — Я не хочу оставаться одна, когда это произойдет. Моя дочь все понимает. Вы будете в полной безопасности!»
— Так не пойдет, Глэдис. То, что произойдет между вами, мной и Богом, очень личное. Свидетели нам не нужны. Я не обижусь, если вы откажетесь от моей помощи, и, думаю, смогу найти замену.
Глэдис заметно расстроилась. По-видимому, она считала, что давно перестала существовать для мира живых и теперь не имеет значения, проживет ли она чуть дольше или окажется предпоследней или последней в списке.
«Я согласна, — торопливо настрочила она. — Только хотелось бы оставить дочери записку, а потом можно начинать».
Саймон перегнулся через стол и сжал ее руку. Миссис Ягнемма подняла глаза и печально улыбнулась.
— Конечно, пишите, — согласился он, стараясь изо всех сил сохранить на лице спокойное выражение. — Я только принесу свои вещи из машины, а вы пишите все, что сочтете нужным.
Глэдис благодарно кивнула, и ее глаза наполнились слезами. Склонив голову, она начала писать. Саймон прочел первые слова: «Моя дорогая Сесилия!» — и оставил ее одну. Резким движением открыв багажник, он вытащил саквояж, дернул по привычке ручку холодильника и проверил аккумулятор.
Ни разу во время предыдущих визитов Саймону не приходилось действовать в спешке. Час, всего лишь один час нужен, после того как Глэдис отдаст себя в руки врачевателя. Условия для выполнения ритуала ухудшались на глазах. В любой момент может прийти дочь хозяйки дома, а вдруг руки, как назло, окажутся занятыми и она сможет ускользнуть.
Саймон вернулся в дом и увидел, что Глэдис все еще возится с письмом. На плите закипал чайник. Да, милосердие — путеводная звезда в великой миссии, возложенной на плечи Саймона, однако если кто-то из его подопечных и заслуживает насильственной смерти, так это Глэдис.
— Я должен спросить в последний раз: вы уверены, что хотите принять мою помощь?
Она отодвинула блокнот с посланием, написала на клочке бумажки короткое «Да!» и вновь вернулась к письму.
— Считайте, что вам повезло! Я и сам жажду дойти до конца предназначенного мне пути, — торжественно промолвил Саймон.
Чайник наконец закипел. Саймон снял его с плиты и поднял над головой женщины. Услышав свист чайника, Глэдис обернулась и подняла глаза как раз в тот момент, когда на нее полилась струя кипятка. Пытаясь уклониться, она подалась вперед, а Саймон направил струю на ее белоснежную голову, на шею, за воротник халата. Кожа на голове мгновенно стала кроваво-багровой и покрылась страшными волдырями, словно на ней извивались морские угри. От дикой боли Глэдис откинулась на спинку стула и с грохотом упала вместе с ним на пол. Из искалеченного рта доносились тихие хрипы. Ударом ноги Саймон перевернул жертву на спину и, прижав коленом к полу, стал лить кипяток прямо в зонд, установленный в горле.