— Так что же случилось с Делией?
— Такие лица только и встречаются что в фильмах ужасов. Вообще мертвые больше напоминают напившихся людей в состоянии ступора. И они не открывают рот, и уж тем более не прижимают язык к верхним зубам.
Хейзел поймала себя на том, что пытается воспроизвести положение языка Делии.
— Хорошо, и как все это понимать?
— А вывод напрашивается один: убийца придал языку такое положение сам и держал его пальцами во рту жертвы минут сорок до окончательного окоченения жевательных мышц, предварительно выждав три часа после момента наступления смерти.
Хейзел с омерзением сняла перчатки, и Уингейт не замедлил последовать ее примеру.
— И еще одна деталь, — остановил их Дикон. Он приподнял руку трупа, чтобы дать им возможность рассмотреть без помех ладонь и пальцы Делии. — Левый мизинец миссис Чандлер сломан.
— Наверное, она сопротивлялась? — предположил Уингейт.
— Никаких следов борьбы нет, так что вряд ли. И еще: на пальце жертвы сохранился отек, — следовательно, убийца сломал его до того, как высосал из нее кровь.
Хейзел внимательно осмотрела вторую кисть руки.
— Только на одной руке?
— И только один палец!
— Именно тот, который легче всего сломать, — отметила она, и Дикон согласно кивнул.
Почти целую минуту доктор и оба детектива молча рассматривали руку Делии, и каждый думал о чем-то своем.
— Возможно, убийца не хотел причинять ей боль, — наконец предположил Уингейт.
— И поэтому сломал старушке мизинец?
— Ну, сломал, чтобы удостовериться, точно ли она заснула от лекарства, — продолжил свою мысль Джеймс. — Потом он отравил миссис Чандлер, вставил ей в ногу иглу и сделал свое черное дело.
Джек отпустил руку трупа, а Уингейт повернулся к своему новому боссу.
— Подумать только, какой заботливый убийца! — с издевкой воскликнула Хейзел.
Доктор Дикон покатил каталку с трупом на место к ячейке в стене.
В Порт-Дандас детективы ехали в молчании, которое нарушала только тихая музыка, льющаяся из радиоприемника. Нет, это не похоже на сострадание, думала Хейзел. Ей не давало покоя предположение Уингейта о предусмотрительности убийцы. Если новичок прав, значит, преступление совершено не в порыве ярости, не из чувства мести и не из ненависти. В пылу страстей ошибок не избежать! Но чего добивается убийца, пытаясь представить сцену преступления как убийство в приступе неудержимого гнева? Делия и так стояла на пороге смерти — ее медленно убивал рак. Может быть, своей смертью она хотела выразить протест против страшной болезни, положить конец мучительному, медленному угасанию и самой поставить точку. Тогда как понимать историю со ртом, что за ней скрывается?
— Что ты имел в виду, когда говорил о «заботе» убийцы о своей жертве? — обратилась Хейзел к Уингейту.
В первый раз за время поездки он оторвал глаза от автострады, в которую напряженно всматривался в ожидании поворота на Порт-Дандас.
— Не стоило мне этого говорить, — расстроился Джеймс. — Ведь мне пока ничего не известно об убийстве.
— Мы знаем не больше твоего, детектив. Кстати, размышление вслух помогает в следствии.
— Убийца мог сломать палец случайно.
— Ты сам-то в это веришь?
Уингейт, видимо, не горел желанием отвечать на вопрос. Хейзел уже успела свернуть с шоссе, когда он нехотя признался:
— Не сомневаюсь, что убийца держал всю ситуацию под контролем.
— Я тоже склоняюсь к этой мысли.
— Пока трудно понять, с чего начинать и за что зацепиться, — продолжал размышлять Джеймс. — Нужна ли ему только кровь? Или он сводил личные счеты с Делией? Допустим, хотел запятнать ее честное имя…
— А может, все сразу, — предположила Хейзел, поворачивая машину к мосту через реку Килмартин.
Рано говорить о том, что движет убийцей, пока не обнаружится очередная жертва или не всплывет что-нибудь из его прежних подвигов. Вот тогда и станет ясно, по какому сценарию он действует. — Хейзел бросила на нового подчиненного странный взгляд, от которого тот почувствовал себя крайне неловко. — С первого раза вряд ли все получится так… аккуратно, — пояснил он с заминкой.