Снять мертвеца с виселицы проблемы не составило. Стражник спал, и виделось ему, как он покидает эти места, а кроме него на площади не было ни души. Перенести труп в подвал так, чтобы никто не увидел, было несколько сложнее. Николас крался со своей ношей вдоль стен и полз в темноте по краю болота. Если бы его поймал какой-нибудь стражник, то пришлось бы попотеть с объяснениями. Но удача в этот раз ему благоволила, и он добрался до своего дома, так никем не замеченный.
Охотник повесил тело Данкома на одной из балок в подвале и запер дверь на ключ. Теперь ему было необходимо лишь пожертвовать нужные травы для «Зов души».
Николас не торопился, он действовал расчетливо и предельно точно. Расчищая место, где душа покинет его тело, он постелил найденные в сундуке тряпки, чтобы в случае падения, его тело не пострадало. Лишние предметы, не связанные с ритуалом были убраны, и тогда охотник принялся варить зелья: «Зов души», который позволит призвать демона, и «Дыхание Снии», для скорейшего восстановления сил после возвращения из Храма Жертвоприношений.
Когда все было готово, Николасу казалось, что тени на стенах ожили, наблюдая за каждым его движением, и тихо перешёптывались, ожидая начала церемонии. Тело Ричарда Данкома тихо висело на надёжной балке, и охотнику казалось, что он уже пытается заговорить с ним — только он не мог его услышать.
Николас медлил, в очередной раз проверяя прочность ремней. Время пришло, и тянуть дальше было нельзя. Он залпом выпил зелье. Нина учила его, что очень важно выпить зелье, как можно быстрее. Она очень хорошо знала, почему.
Язык почувствовал резкий горький вкус, и первая волна спазмов сотрясла его тело. Николасу не удалось выпустить из рук склянку, и он сдавил её так сильно, что она лопнула, и острые осколки вонзились в руки сквозь перчатки. Но не было времени с этим разбираться. За короткий срок ему нужно было успеть сделать очень многое… Или умереть.
Мир перед глазами дико кружился, он упал на колени и подполз к ремням, которые приготовил заранее. «Отлично. Привязать. Крепче. Ещё. Ещё крепче», - мысленно поторапливал себя охотник. Его взгляд затуманился, и болезненные судороги прошли через тело, всё усиливаясь. Потом они прекратились. В это мгновенье его тело умерло, и Хон-эн-Дан был уже рядом с ним, готовый вырвать душу и отнести её в Царство Забвения, Николас начал выкрикивать слова на древнем Языке Творения:
— Deurru mellas genius sofeel caneel elmiahriholl haamiah haerezol! Wahhal Nicolas Morelle, Alatkhi-al-Morem, hassius damei yahsanul!
(*— Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я Николас Морель, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!)
Помещение озарилось изумрудным потусторонним светом, в единый миг высветившим всё, словно при вспышке молнии. Николас чувствовал присутствие исполинской фигуры Хон-эн-Дана, стоявшей за его спиной. Непостижимым человеческому разуму способом, он мог одновременно находиться в сотнях тысяч мест, собирая свою страшную жатву. Каждый миг, во всех частях света, люди рождались и умирали. Демон всегда работал быстро, со знанием дела освобождая душу от пут, удерживающих её в бренном теле, и, бережно обнимая своими перепончатыми крыльями, с шипением уносил вдаль над Серой Бездной. Потом — он же возвращал души в тела Охотников, наделённых властью приказывать, и терпеливо ждал, поскольку некоторые из них бывали ослаблены после вызова настолько, что вскоре он забирал их вновь, совершая очередной, последний для них перелёт. Когда же этого не происходило, он с досадливым шипением исчезал. Но демон был терпелив. Рано или поздно, Охотники всё равно умирали — у смерти более не оставалось от них тайн, ведь они слишком часто погибали, чтобы не знать того, что должно произойти в последний раз.
Николас чувствовал, как покидает мир живых. Прочь от тела. Прочь от комнаты. Прочь от города, лесов, гор… От жизни…
Он стоял в Зале Судеб Храма Жертвоприношений. В центральном круге, от которого исходили шесть лучей в окружении двадцати плит с причудливыми изображениями. Вокруг располагались три высокие колонны, поддерживающие свод, а пол из синего мрамора отражал его, будто зеркало. Широкий круглый зал был освещён светом трёх факелов, бесконечно размноженных в бесчисленных отражениях. Но не это привлекало внимание. Охотника окружали двери, за каждой из которых располагались алтари, а над дверями огромные картины.