— Мистер Морель, Дорогой Николас! Вы только теряете время. Если вы думаете, что брошь может быть уликой, то я уверяю вас, это не так. Это всего лишь безделушка, которую кто-то потерял. Совершенно очевидно, что преступник — Данком. Так почему же вы даже не пытаетесь продвигаться в этом направлении?
Ложь Сент-Джонса начинала выводить Николаса из себя, и он уже сжал кулаки, но мэр быстро сдался, заприметив угрозу:
— Ладно, ладно! Я выкинул её где-то на кладбище рядом с домом гробовщика. Не знаю, впрочем, стоит ли вам дальше продолжать расследование. Тем более, что вы — идёте по ложному следу…
Мэр говорил правду, и Николас понимал, что больше ценных сведений он от него не добьется. Тогда обменявшись холодными взглядами мужчины попрощались, и Николас отправился на кладбище. Ему казалось, что он осмотрел там все кусты, когда искал травы, но прощупав каждый миллиметр влажной земли, охотнику все таки удалось отыскать увесистую брошку. Отряхнув ее от сырого мха, Николас глядел, как переливаются цветными бликами камни. Украшение было не из дешевых, и могло прийтись по карману только состоятельному человеку. Николас вспомнил роскошный перстень на руке Гарольда Лимси, и незамедлительно отправился его допросить о потерянной вещице. Охотник был воодушевлен, что наконец у него появился сдвиг в расследовании.
Гарольд Лимси завтракал в таверне, когда Николас выложил перед ним на стол бережно завернутую в платок брошь.
— Прошу, прощения, сэр, вам знакомая эта вещь? — внимательно наблюдая за его лицом, спросил охотник и развернул платок.
— Конечно! — не раздумывая воскликнул лендлорд, — Эту брошь потерял мой сын. Я отдам ему её, как только его увижу.
— Не стоит. Лучше я сам верну ему её, — заверил охотник, убирая брошь в карман.
— Как хотите. Он будет рад, — с благодарностью согласился Гарольд.
— Не сомневаюсь, — любезно поклонившись Лимси-старшему, Николас покинул таверну, и направился к его дому. Пасынок Лимси оправился от стычки с охотником и уже вновь оттачивал своё мастерство во дворе, с удвоенной яростью поражая мечом несчастное чучело.
— Он неспособен дать вам сдачи, — заметил охотник, войдя во двор.
— Вы! — гневно прорычал Джон на его появление, оставив в покое набивного дурака, — Почему бы вам не оставить меня в покое?!
— Это ваша брошь! — продемонстрировав детине безделушку, решительно заявил Николас.
— Моя? Что за чушь? Я никогда раньше её не видел! — отрицал молодой Лимси.
— Я уверен, что мы сможем найти человека, который это подтвердит, — убирая брошь в карман, Николас положил руку на оголовок меча, недвусмысленно намекая Джону о том, что может его ожидать.
— Ладно, чёрт подери, она моя, — задира нехотя признал украшение, — Ну и что? Носить брошь теперь преступление?
— Нет. Но убийство, несомненно, преступлением является.
— Убийство? — скривившись, переспросил он, глядя на охотника с ненавистью и опаской. — Послушайте, мистер Морель, давайте расставим всё по своим местам. Я никого не убивал. Я нашёл Эмилию лежащей у моста, ведущего к монастырю. Она была тяжело ранена, но ещё жива. Я поднял её на руки и только тогда увидел страшную рану на её спине. Она пыталась мне что-то сказать, но я не мог разобрать её слова.
Переведя дыхание, он продолжил:
— Послушайте, мне тогда было нелегко. Должен признать, что она мне нравилась. Но, к несчастью для неё, она предпочла этого негодяя, Данкома.
— Предположим, это правда, — к ужасу молодого Лимси, Николас медленно достал меч из ножен, но не спешил его применять, а лишь гладил подушечкой пальца острие, — И что случилось потом?
— Ближайшим местом, где ей могли оказать помощь, был монастырь, — продолжил свою исповедь приёмный сын лендлорда. — С Эмилией на руках я перебежал через мост и стал звать на помощь, но всё было впустую. Верные слуги Господа! Они виноваты в её смерти! Она испустила дух перед воротами храма. Я не знал, что делать, но потом мне в голову пришла мысль. Я понял, как рассчитаться с гробовщиком. Его дом был неподалёку, а самого его дома не было. Я отнёс тело к нему домой и положил в кровать, а потом разбросал вещи, чтобы было похоже, что в доме была драка. Затем я пошёл домой, переоделся, побежал к мэру и сказал ему, что слышал в доме гробовщика женские крики. А то, что бедняга, вернувшись домой и обнаружив в своей кровати труп, тронулся умом и, пытаясь вернуть девушку к жизни, перемазался кровью, сыграло мне на руку.