Бдительные гвардейцы, несущие свою непрестанную стражу, делали вид, что ничего не замечают. Но Николас понимал, что мэру могут донести на его бестактность, что добавит поводов Сент-Джонсу его ненавидеть. Но не смотря на то, что Николаса мало тревожила вражда с мэром, он не желал компрометировать замужнюю леди, поэтому вскоре покинул миссис Сент-Джонс и отправился обратно в город.
Покидая туманные болота, в голову Николасу лезла недавняя история с Эммой и Саймонон, но он отгонял эти мысли прочь: «И в самом деле, ну что за глупости».
Тогда вспомнились ему слова старухи-провидицы: «А что, если старая Мод действительно была права?», — Николас отказывался в это верить, но зерно сомнения уже зародились в нем, а последние события предрекали ее правоту.
Приближаясь к домам с окраины охотник понял, какого зверя невольно выпустил на свободу. Опасения мэра во многом подтвердились. Разгневанная толпа, жестоко расправившись с приёмным сыном лендлорда, ещё долго пребывала в страхе и панике, отчаянно выискивая виновных в своём удручающем положении, попутно сводя старые счёты и припоминая нерешенные споры и обиды.
Главной мишенью народной расправы сделался мэр, которого Джон Тобб, возглавлявший пытки и казнь молодого Джона Лимси, предложил повесить в отместку за Ричарда. Подстрекая вооруженных горожан, он повел их на дом Сент-Джонса, играючи сметая подворачивающихся под руку стражников.
Несчастные гвардейцы храбро и честно исполняли свой долг, за это многие из них поплатились. Пострадавшие наблюдались с обеих сторон: на улицах царил настоящий хаос, кто-то крал чужих птиц или уводил чужой скот, окна мэрии были разбиты камнями, кто-то, в безумной ярости поджёг сарай лендлорда, в котором хранились и без того немногочисленные запасы, отложенные им на черный день, в то время как сам Гарольд защищал Эмму, бежавшую к нему в поисках защиты от гнева обезумевших селян. Её хозяин прятался в таверне вместе с Коллинзом, окружив себя охраной из преданных ему гвардейцев. Кто-то из горожан призывал взять бревно потолще и вынести ворота монастыря, чтобы заставить монахов-отшельников ответить за то, что не пришли на помощь бедной Эмилии.
Но до этого не дошло. К концу дня городской страже удалось угомонить бунт, хоть это и далось им дорогой ценой. У некоторых гвардейцев были перебинтованы головы, перебиты ноги и руки, некоторые из горожан пострадали не меньше. Но хотя многие раны оказались тяжёлыми, погибших не было.
Самых ретивых смутьянов, мародеров и подстрекателей решено было упрятать в острог до дальнейших распоряжений мэра, но связываться с Тоббом гвардейцы не стали, чтобы избежать новых беспорядков: в настоящий момент кузнец пользовался среди горожан большим авторитетом, а также, как ни крути, Джон был незаменимым человеком для города. Особенно теперь.
День был тяжелым для всех, а доктору Бартону предстояла еще долгая ночь приема новоиспеченных пациентов. Николас брел по улицам города, наблюдая картины большего уныния и разрухи, чем те, что встречали его в первый час пребывания в Корвусе. Хромающий стражник с трудом передвигался, опершись на свою алебарду, словно на костыль. Другой рукой он держался за своего товарища, который следовал подле него с перебинтованной головой. Белая повязка была пропитана свежей кровью. Отходя от своего помешательства, люди разгребали завалы погрома и подсчитывали понесенные убытки.
Вблизи дома доктора собралась немалая очередь гвардейцев и горожан, нуждавшихся в его помощи, и среди всего множества собравшихся Николас заметил Эмму, помогавшую пострадавшим. Она была поглощена работой и не замечала охотника, и он не стал её отвлекать и тихо прошёл в дом доктора, миновав несколько человек поспешно расступившихся перед ним.
Охотник сразу узнал изувеченного человека в приёмной доктора. Это был тот самый привратник, столь недружелюбно встретивший его у ворот Корвуса. Большого сочувствия Николас к нему не испытывал.
— Это — Роджер Таннер. Да, беднягу отделали, что называется, будь здоров, — приблизившись, сказал доктор Бартон. — Как я полагаю, вы уже знакомы?