В голосе молодого аббата звучала надежда. Николас с любопытством рассматривал молодое лицо с глубокими серыми глазами.
— Я не просто так дал вам ключ, — говорил аббат преисполненный серьёзностью, — Я выбрал вас, зная, что только вы способны нам помочь. Я могу доказать вам, что я не ошибался в вас.
Отец Майкл взволнованно перебирал четки. Другие монахи также тревожно переминались с ноги на ногу.
— Бремя тяжелых времен сломило одного из наших братьев, — удрученно продолжал аббат, — И сейчас он намеревается свести счеты с жизнью. Мне передали, что он находится неподалеку от дома могильщика и собирается прыгнуть со скалы. Вы не могли бы попробовать отговорить его? Я думаю, что вы сможете его переубедить.
Брови Николаса ползли вверх от удивления:
— Я пришёл сюда говорить о другом. Об Эмилии…
— Убитая девушка? — казалось, аббат был несколько озадачен, — Конечно, мы можем о ней поговорить. Но позже. Прежде всего, вы должны спасти этого отчаявшегося беднягу.
— Но почему я? Ведь я его даже не знаю!
— Именно потому, что вы с ним друг друга не знаете. Думаю, я должен объяснить, что у меня, как и у остальных, были определенные разногласия с братом Генри, и поэтому он не настроен с нами разговаривать. Но, несмотря на то, что его поведение нельзя назвать достойным, я не могу дать ему совершить такой ужасный грех. Нельзя позволить ему обречь свою душу на вечные мучения.
— Ну, хорошо. Я попробую поговорить с ним, — не обещая большего, согласился Николас.
— Благодарю вас! Мы будем молиться за вас обоих, — поблагодарил отец Майкл, осенив охотника крестным знамением.
Покинув монастырь, Николас услышал за своей спиной проникновенное молитвенное пение:
— Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen.
Спускаясь по массивным ступеням, Николас испытывал смешанные чувства по отношению к аббату. Монах доверился ему, человеку со стороны, и просил отговорить брата Генри от самоубийства. Несчастный собирался броситься со скалы где-то неподалёку от дома гробовщика. В голове охотника было одно объяснение подобного доверия: монахи в крайнем отчаянии и по неведомой причине не имеют возможности доверять кому-либо из горожан, даже остро нуждаясь в помощи. Эту причину охотник намеревался узнать, после того, как вразумит брата Генри.
Вскоре Николас добрался до нужного утеса. С высоты открывался живописный вид, и охотник разглядел далеко внизу за частоколом с дозорными вышками шахту, в которой скорее всего, прятался Харрел. Но все-таки он пришел на обрыв не за этим.
На краю пропасти стояла сгорбленная иссохшая фигура, с серебряной седой тонзурой, которая светилась во мраке словно нимб вокруг облысевшего черепа. Монах был готов сорваться вниз в любой миг. Несчастный не знал, что смерть — это не средство к бегству, и она не прекратит его страданий. Тело может упасть и разбиться, но душа уйдет, сохраняя накопленную боль.
Николас испытывал неприятное, но до боли знакомое покалывание во всем теле. Хон-эн-Дан находился где-то рядом, терпеливо дожидаясь развязки. Но охотник не желал ему отдавать бедную душу монаха.
— Они послали тебя за мной, не так ли? — обернувшись, дрожащим голосом спросил брат Генри, — Стой! Не пытайся отговорить меня, я принял решение!
— Самоубийство — великий грех, — Николас замер на месте, стараясь не провоцировать монаха.
— Мне всё равно! Ты ничего не знаешь. Сколько времени ты провёл в городе? Месяц? Неделю? Я никогда не слышал о тебе, незнакомец. Тебе не понять, что здесь происходит. Мы все обречены. Прокляты! Пусть и не мы потеряли сокровище. Это наши предки. Но и наша вина не меньше. Мы не справились…
— О каком сокровище ты говоришь? — отвлекал его разговором охотник, медленно делая шаг.
— Нет! Оставь меня! Не говори со мной! — в истерике вскричал брат Генри. Он поднял глаза к небу, и прошептал, — Боже, прости меня, я подвёл тебя!
— Стой! — бросился к нему охотник, но было уже поздно. Монах расправил руки, словно птица крылья, и бросился вниз с крутого обрыва. Над серыми скалами разнесся отчаянный крик, но вскоре все умолкло.