– Они потрясающие, – шепчу я, все еще не в силах оторваться от картин. Поправляю на носу очки, чтобы получше разглядеть мазки.
– Да, недурно для художницы-любителя, – говорит мама, и я удивленно смотрю на нее. Видимо, картины не вызывают у нее того же восторга, что и у меня. Они словно живые, такие яркие, такие пленительные – в них есть нечто захватывающее, чему я не могу придумать название. Эти картины заставляют что-то внутри меня трепетать. Жаль, я не была знакома со своей двоюродной бабушкой.
– Хочу еще на них посмотреть. – Я оглядываюсь. – Наверное, повешу у себя парочку.
Мама пожимает плечами и усмехается.
– Кто бы мог подумать, что ты вдруг станешь ценителем искусства.
– Во мне еще много скрытых талантов.
Мама смотрит на часы и хмурится.
– Уже так поздно. Мне пора идти, работа зовет. – От смущенной улыбки морщинки вокруг ее серо-голубых глаз становятся чуть заметнее. Даже в свои сорок пять лет мама остается весьма привлекательной женщиной: стройная фигура, темно-каштановые, почти черные волосы. И даже когда в прядях появились первые седые волоски, она не стала ничего с ними делать. И это в ней я особенно ценю. «Я честно заслужила свои морщины и седину», – повторяет мама, и ее лицо озаряет озорная улыбка, которая ей так идет.
Я похожа на маму – по крайней мере, у нас одинаковый цвет волос, однако, в отличие от ее, мои слегка волнистые. У нас похожие маленькие, прямые носы, тонкие губы и чуть заостренные уши. Но большие лазурные глаза я, кажется, унаследовала от отца.
– Ты тут справишься одна? – как обычно спрашивает она, и я бодро киваю.
– Серьезно? До сих пор сомневаешься? – Я встаю и обнимаю ее. – Не волнуйся, я большая девочка, справлюсь. Я еще тут немного приберусь и лягу спать. В конце концов, завтра трудный день.
Завтра я иду в школу, и мне уже немного не по себе, ведь меня ожидает все новое: одноклассники, учителя. Но мне все же не терпится там оказаться: Городская школа Сан-Франциско довольно дорогостоящая. Мы можем себе ее позволить только благодаря наследству Фриды. К моему выпуску от этих денег почти ничего не останется, но маме важно, чтобы я ходила в хорошую школу.
Сейчас я переживаю разве что о том, что перехожу в новый класс посреди учебного года – я ворвусь в налаженный учебный процесс. Но иного выхода не было. Мама должна была сразу выйти на новую работу.
– Хорошего тебе дня, – говорю я маме и еще раз крепко обнимаю ее. – У тебя наверняка будут славные коллеги. А может, тебе даже кто-нибудь понравится.
На мое подмигивание мама лишь раздраженно фыркает.
– Странно, когда собственная дочь пытается тебя с кем-то свести.
– Я только говорю, что тебе не помешает оглядеться по сторонам, – поправляю я ее.
Последние мамины отношения закончились больше пяти лет назад. В то время мама встречалась с Дэном, хорошим парнем, работавшим в офисе напротив больницы. Они познакомились, когда оба зашли за кофе в «Старбакс». Но оказались слишком разными и меньше чем через год разошлись. Маме и одной хорошо, ей не нужен мужчина, чтобы жить полной жизнью. И несмотря на это, я желаю ей найти понимающего и любящего человека.
– Ну, я пошла. – Она целует меня, уже в дверях оборачивается и говорит: – Держи за меня кулачки. – Мама тоже волнуется, и я ее прекрасно понимаю. За последние несколько дней она уже пару раз заходила в больницу, чтобы ее ввели в курс дела, но теперь заступает на настоящую, к тому же позднюю смену.
Когда мама уходит, я снова выглядываю в окно – мне нужно привыкать к новому месту. При виде разноцветных таунхаусов качаю головой. Я теперь живу в Сан-Франциско – началась совершенно новая жизнь, и меня охватывает трепет, а в животе кружатся бабочки. Так хочется поскорее познакомиться с городом!
Вечером я готовлю себе легкий ужин. Мама частенько работает допоздна или берет ночные смены. Она довольно редко бывает дома, и боюсь, что с ее новой работой ничего не изменится. Поэтому мы стараемся проводить вместе все свободное время: готовим, ходим на экскурсии или просто рассказываем друг другу о том, что новенького было за последние пару дней.
Сделав себе бутерброд с ветчиной и сыром, я устраиваюсь поудобнее на диване и включаю телевизор. Надо бы еще собрать рюкзак и приготовить одежду на завтра – я жуткая соня, и каждая дополнительная минута в постели для меня священна. Так уж вышло, что по утрам я туго соображаю, и, как показала практика, утренних сборов мне стоит избегать.