— Ничего. Сейчас помогу. Сейчас, — затараторил он, закрывая глаза. С его рук сорвалось золотое свечение, и я приготовился к тому, что сейчас жар пройдет и кровь остановится. Однако этого не произошло.
Когда золотое сияние коснулось меня, я не сумел сдержать крик. Казалось, монах буквально выжигает своей магией все мои внутренности. Тело дернулось и упало на пол, извиваясь под этим огнем.
— Нет! — вырвалось у меня. Все мое существо твердило, что это надо прекратить и сейчас же. Руки сжались в кулаки, и в ту же минуту черное облако, неизвестно откуда взявшееся, оттолкнуло Ольцига от меня, швырнув его к самой двери, которая тут же открылась, и Филисити ахнула, поняв, что чуть не зашибла монаха.
— Ольциг, что случилось?
— Я услышал крик, — произнес Роанар, следовавший за девушкой.
Ольциг застонал от боли и поднялся, потирая ушибленный затылок.
— Я пытался ему помочь, но… моя магия вредит ему! — торопливо начал объяснять dassa, со страхом глядя в мою сторону.
Филисити уже не слушала его объяснений. Даже сквозь жар и боль я чувствовал на себе ее взгляд. Она тихо всхлипывала, качая головой и произнося: "нет, не может быть, только не ты". Неужели она знает, что со мной происходит? Все дело в треклятом пойле лесных колдунов?
— Фи… Филисити, — выдавил из себя я. Глаза горели, и, казалось, тоже начинали дымиться. Каждая капля крови шипела, как раскаленная сталь, опущенная в ледяную воду.
Девушка отшатнулась, все еще качая головой, словно не желала признавать, что перед собой видит.
Внезапно Роанар схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул, забыв и о приличиях, и о том, какой силой обладает таирская колдунья.
— Что с ним, декс его забери?! — воскликнул он.
Я не услышал ответа Филисити, на какое-то время провалившись в полубред. Все внутри меня горело. В памяти воскресали видения из Лэс-Кэрр-Грошмора, только теперь чье-то заклятие словно выжигало всю мою кровь изнутри. Когда сознание снова прояснилось, я поймал на себе недоверчивый взгляд Ольцига.
— Филисити, вот гореть мне на еретическом костре, если я неправ, но думаю, он не знает, — с уверенностью сказал dassa, напряженно глядя на меня.
— Об этом нельзя не знать! — закричала девушка, всхлипнув, но Ольциг настаивал на своем.
— Послушай, я объясню свои догадки, но сначала помоги ему, — нахмурившись, сказал он, — поверь, у меня есть причины его защищать.
Филисити посмотрела на меня, ее глаза были холодными и чужими.
— Не понимаю, как он сумел обмануть Бетани. Как сумел скрыть это, — процедила она.
— Сможешь задать ему все вопросы, если он будет жив, — строго произнес Роанар, поддерживая монаха.
Колдунья качнула головой.
— Я не имею права. Если остальные узнают, они убьют нас всех.
— Так сделай так, чтобы не узнали! — воскликнул Роанар, — мы все обязаны ему жизнью. И ты тоже.
— Если ты можешь его спасти, я готов рискнуть, — серьезно сказал Ольциг.
Девушка колебалась несколько секунд, не отрывая от меня взгляда и закусывая нижнюю губу. Затем приняла решение и кивнула.
— Положите его на кровать, — скомандовала она, — затем все вон.
— Тебе помочь? — спросил монах, серьезно глядя на колдунью.
— Нет. Я хочу, чтобы в комнате не было никого. Делайте, как говорю, и уходите.
Я снова провалился в забытье. Помню, как меня перетащили на кровать. Я, кажется, пытался сопротивляться. Что-то во мне не хотело никакого вмешательства. Чувствовал над собой свет, изредка выныривая из вездесущего жара, и вновь проваливался туда глубже.
Лицо Филисити расплылось, и вот я уже вижу, как надо мной склонилась Литиция. Ее губы растянуты в легкой улыбке. Она что-то говорит мне, а я отвечаю что-то, но не слышу себя. Слышу, как говорю Виктору Фэллу: "ты убил ее", но на самом деле это говорит лесной дикий пересмешник, и у меня его рыжие глаза. Я пересмешник. Я никогда не стану одним из них…
… одним из кого?
Вижу Лэс-Кэрр-Грошмор, полный людей. Мертвых людей. Они благодарят меня за спасение. Dahare, perrian numjette. И я, кажется, понимаю, что они говорят. Впервые понимаю. Но я не такой! Я никогда не хотел таким быть.
Возражаю им что-то и, наконец, проваливаюсь в холодную густую темноту. Последнее, что я слышу, это плач Филисити надо мной и слова, что я ее предал.
Голова была тяжелой, словно туда, пока я спал, залили металл и успели остудить. Глаза болели и с трудом слушались, но я заставил себя поднять веки и с недовольным стоном сел на кровати, приложив руку к тяжелому, словно с похмелья, лбу.
В том, что вчерашнее происшествие было сном, я разубедился сразу. Напротив моей кровати сидела Филисити с ничего не выражающим лицом, а на коленях у нее лежал заряженный арбалет Роанара. Рука девушки замерла на спусковом крючке. Левая ладонь была перевязана светлым лоскутом ткани, на котором запеклась кровь.