Архелия отпила вина и добавила:
— Когда живешь сотни лет, то интерес к жизни теряется. Поэтому мы ищем удовольствия в любых мелочах. Наш повар — настоящий гений, попробуй сама.
Я неохотно взяла в руку вилку. Да, есть хотелось безумно, но при одном взгляде на своих нежеланных сотрапезников желудок сжимался. Почему-то воображение рисовало меня на столе, вместо рагу и вина, а к каждой свободной вене присосался кровопийца… В том числе и к бедренной артерии. Да, в голове все еще вертелись угрозы Катрея насчет укусов. Кажется, это никогда не исчезнет из мыслей.
— Съешь кусочек и поймешь, насколько это вкусно, — настоял Катрей почти мягко. Почти. Повелительные нотки все же преобладали.
Сдавшись, я исполнила завуалированный приказ и поняла, что зря потеряла время: если бы сразу сосредоточилась на еде, а не на беседе, то уже была бы не только сыта, но и счастлива. Вкус действительно был восхитительным, рагу словно таяло во рту. Благословите боги этого талантливого повара! Надеюсь, в награду он получит щедрую сумму денег, а не свежевырытую могилу.
Когда первый голод был насыщен, а тело чуть расслабилось, в голове вновь вспыхнули вопросы. Ну вот, так бы сразу…
— Почему вы переместили меня из темницы в уютные покои? — Да, не самая главная тема, но начинать стоит с малого.
Я смотрела на Катрея, но тот лишь слегка поджал губы. За него ответила Архелия.
— Изначально было велено предоставить тебе нормальную спальню, — заметила она. — Это недосмотр Эдгара.
— Катрей обращался с ней, как с заключенной, поэтому я отправил её в темницу! — тут же взвился Эдгар, громко хлопнув ладонью по столешнице. Я пугливо вздрогнула, но Архелия даже не взглянула на него.
Один ужин — а уже столько вопросов об их отношении друг другу. Почему Архелия игнорирует Эдгара? Почему он становится неуравновешенным только рядом с ней? Я помню, как он вел себя в лесу и на пути к Серрату: собранно, уверенно и бесстрастно. Почему Радаман и уж тем более Катрей смотрят на их перебранку сквозь пальцы? Спрашивать об этом, конечно, я не стала — нет суицидальных наклонностей. Возможно, со временем удастся разузнать… Если я останусь тут надолго.
— Следующий вопрос, — просто сказал Катрей, и Эдгар стих.
— Э-э-э… вы уже написали письмо моему отцу?
— Да. — И все? Не настолько лаконичного ответа я ожидала.
Для храбрости я глотнула вина, которое оказалось чересчур крепким, и постаралась как можно мягче уточнить:
— Вы потребуете за меня выкуп?
Радаман нахмурился и озабоченно посмотрел на своего господина.
— Нет. — Опять кратко и равнодушно. Я готова была зарычать, подобно волку, но тут Катрей добавил: — Я вообще не упомянул твое имя.
Что? Это… это как вообще? Что оно делает?!
— В с-смысле н-не упомян-нули? — слабым голосом произнесла я. Свита Катрея внезапно притворилась крайне заинтересованной остатками рагу в своих тарелках, пока сам Старейший изучал мое лицо непроницаемыми глазами.
О, боги, что за игру ведет этот коварный вампир?! И почему я попала в его плен? Пусть бы это была Мэри, моя сводная сестра! Её не жалко…
— Мне изначально не нравился план Исмара, — слегка скривился Катрей и повертел в руках кубок с вином. Уточнять, кто такой Исмар, я даже не стала. — Шантажировать Медона женщиной казалось… низким. Я ждал его жены или законной дочери. Вряд ли Медон согласится сдать замок из-за тебя. Придется сделать все иначе, без шантажа. Так даже интереснее.
— А я? Со мной-то что? — Вообще-то, истина лежала на поверхности, но так хотелось услышать что-то другое. Казалось, что в глазах темнеет, и в любой момент я могу позорно упасть в обморок. Даже променад без одежды до Серрата не казался таким унизительным, как возможное бессознательное состояние сейчас.
Катрей откинулся на высокую спинку стула, указательным пальцем погладил ножку кубка и медленно улыбнулся.
— Ты останешься в моем замке, пока я этого хочу.
Лениво брошенные слова прозвучали подобно грому, пусть и не сразу до меня дошел общий смысл. Сердце ухнуло вниз, позорно бросив меня одну. И все-таки подозрения оказались верны. Он меня… он… В любовницы. Хотя нет, любовниц любят и лелеют, а не пленят. А я что? Была заложницей, стану наложницей. Так просто, одно решение, одна буква в слове, и все, я стала падшей… И ведь никто не будет спрашивать моего желания. А я не хочу. Не хочу!
— Катись к чертям, слышишь! — выкрикнула я и вскочила так резко, что стул с грохотом перевернулся. Для более полной фразы, выражающей все негодование, страх и… обреченность, не хватило воздуха в болезненно сжимающейся груди. Сейчас более менее разумным было одно решение — уйти прочь из столовой и собраться с мыслями. А еще хотелось поскорее скрыться от гнева Старейшего.
Едва я сделала шаг к дверям, на пути вырос Эдгар, скрестив руки на груди и зло смотря на меня. Но даже он не пугал сейчас так, кто вальяжно сидел на своем импровизированном троне позади меня.
— Пусть идет, Эдгар.
Я стремительно развернулась и с удивлением посмотрела на Катрея. О, он не был разъярен, как можно было предположить. Он… широко улыбался?! Не кривил губы, а именно улыбался, да так, что в уголках глаз собрались морщинки, а глаза довольно заблестели.
У этого вампира все с головой в порядке?! Чему он улыбается? То, что я нагрубила ему? Это что-то вроде мазохизма? А главное — за что мне все это?!..
— Хель, проводи, — велел Катрей, и Архелия безропотно поднялась с места, — и проследи, чтобы в её спальне хорошо натопили камин.