На этой встрече Жиберу должны были предложить сознаться, а в случае отказа — заковать в кандалы. Теперь, когда он пропал, страже дано распоряжение его арестовать. Охотник на оборотней окажется к клетке еще до захода солнца. И никто не помешает вервольфам встретить брачный сезон в лесу.
Луиза скинула башмаки и растянулась на кровати, сложив руки на животе. К сегодняшней ночи все охотники вернутся в город, а завтра утром она уйдет в лес вместе с общиной. Оборотни посветят день сну и песнопениям в тени изумрудных крон деревьев. А в полночь, когда сядет солнце, они все обратятся. Они будут охотиться на местную дичь и искать пару. Женщины будут принимать ухаживания, с воем наблюдать за короткими потасовками ребят. Нашедшие друг друга новые пары уйдут в глубину леса, где будут заниматься любовью всю ночь напролет. И вскоре община пополнится новыми крохотными вервольфами.
В этот раз она не уйдет одна. Наверное, Великий волк сведет ее с Уилбуром, сыном казначея. Луиза легонько улыбнулась, вспоминая этого молодого вервольфа. Он единственный подходил ей по возрасту. Волчица попыталась представить его без одежды, вообразить каждый дюйм тела, запах. Она представила, как он обнимает ее за талию, как пальцы скользят по обнаженной коже и… ничего. Луиза открыла глаза. Она ничего не почувствовала. Ни намека на сексуальное возбуждение.
«Он не твоя истинная пара, Лиз. Сама знаешь.»
— Эх, — Луиза скинула с себя одежду и заползла под одеяло. Солнце почти скрылось, а усталость буквально вдавливала ее в кровать. Глаза моментально закрылись, но сон не пришел. В полусонном бреду она снова и снова возвращалась в комнату Жибера. Странные рисунки, вампиры, монастырь.
Виновен или нет? Вейдс считал, что нет, но градоправитель и Флер приняли ее ранние догадки. Ей бы благодарить этого чудовищного Фейна за все, но не хотелось. Калеб Жибер уже не казался безальтернативно виновным. А тот тотем? Откуда он мог взяться? Неужели Калеб привез его с собой? Столько вопросов и ни одного ответа.
— Арх, спи уже! Сколько можно! Жибер-Жибер! Убийца он и мерзавец, — рявкнула на себя Луиза.
Девушка перевернулась на другой бок. Перед глазами возник охотник на оборотней.
«Ты идешь со мной!» Он хватает ее за предплечье, в руке серебряный топор.
«Еще чего! Пусти!» Она вырывается и смотрит ему в глаза испепеляющим взглядом.
«Так странно, — подумала она. — Он на меня так смотрел… не как на убийцу и виновную. В его глазах было что-то непонятное. Что-то, из-за чего я пошла за ним, а не убежала. И смерть Польи тут ни при чем.»
Луиза перевернулась на живот, зарывшись лицом в подушку. Середина весны — тяжелое время для ликантропов. Особенно для одинокой девушки, давно перешедшей черту детства. Сколько бы она ни кричала, сколько бы ни отрицала очевидное — она была, есть и остается полуволком. И на нее действует сила природы, известная среди ученых как «брачный сезон». Стресс, ужас и негодование ослабли, уступив место первобытному зову Великого Волка.
Даже ей самой сложно понять, что в ней сильнее требует пары — сердце или тело. Молодые девушки ее общины находят пару в четырнадцать лет, и только она все еще сидит «в девках». Всему виной сложный, даже несправедливый механизм. Несмотря на сильное желание и сердечную боль, волчица-оборотень не может заняться любовью с неистинным партнером. Одна мысль об этом вызывает сильнейшее отвращение. «Самец» и «самка» общины даже близко друг к другу не подойдут, если их не соединил друг с другом Великий Волк. И даже после смерти истинной пары, овдовевший оборотень остается один до конца жизни. Они моногамны.
Луиза судорожно вздохнула. О таких вещах не говорят молодым волчицам. Все происходит само собой, по воле Волка. И только снова и снова оставаясь без пары, Луиза узнала эти детали из книг. Генри умер, но он бы не хотел, чтобы сестра всю жизнь провела в одиночестве, с грустью и тихой завистью смотря на все новые и новые счастливые пары, выходящие обнаженными из чащи.
— Да уж, верно ты сказал, Жибер. Мы — животные, — ядовито подумала Луиза. — А ты кто? Человек? Будь ты ликантропом, на тебя бы ни одна девушка не посмотрела, маньяк. Такие, как ты, только и умеют, что убивать и резать. Поэтому ты и один. Никому ты не нужен, охотник. И мне тем более.
Как бы пытаясь доказать это, она представила гостиную филиала. Он снова перед ней. Она попробует «взять его» и ощутит отвращение. И только его он и заслуживает. Она резким движением хватает охотника за ворот рубашки и притягивает к себе. От него пахнет табаком и кровью. В глазах животное желание. Она срывает с него пальто. Он обнимает ее за талию. Грубые пальцы скользят по щеке, ладонь нежно поглаживает попу. Луиза зажмуривается, касаясь покрытой шрамами груди охотника. Ниже живота янтарный жар. Она целует его неумело, чувствуя стыд за свою неподкованность в вопросах любви. Рука опускается ниже…
— Какого дьявола! — вскрикнула Луиза, спрыгивая с кровати. Не разбирая дороги, волчица забежала в уборную и опустила голову в таз с ледяной водой. Не обращая внимания на обжигающий холод, волчица держала лицо под водой до спазма в легких. Холодная вода полилась на пол, мокрые волосы прилипли к шее. Судорожно вдыхая, Луиза опустилась на пол, не обращая внимания на холод. — Какого дьявола?
***
— Черт знает, что такое! — рявкнула Луиза, вытирая волосы и накидывая ночную рубашку.
Взгляд волчицы коснулся книжных полок. Ни о каком сне не могло быть и речи. Она боялась того, что, забравшись под одеяла, снова начнет воображать. За окном темнейшая ночь, день оборотничества наступил, и до ухода в лес часов пять, не больше. Она решила переждать ночь за книгой. Все равно в лесу у нее будет много времени как следует отоспаться.
Луиза подошла к полками и осмотрела переплеты. Один ее заинтересовал: это была книга Генри, привезенная с войны. Потертая, серая, с крепким деревянным переплетом. На нем надпись его почерком:
«Волки и охотники. Ну надо же?»
Она открыла книгу и, сев у лампы, принялась читать, не обращая внимания на подкатывающий сон. Страница за страницей она жадно поглощала донесенные бережной рукой Генри истории и байки. На середине книги она застыла, снова и снова перечитывая сноску: «Безумие!». Она принялась читать, чувствуя, как кровь стынет в жилах:
Они одичали! Одичали прямо в монастыре! Святые угодники, а ведь я знал их. Я знал всех ликантропов, что отправились туда охранять этих людей. Берринг, Фарци, Вера, Огран, Тамара, Гренг… хорошие вервольфы. Цивилизованные! Они всех убили. Господи Боже, они всех убили. Меня там не было, но, говорят, охотники на оборотней в ярости. Жибер вернулся из монастыря сегодня утром… седой как старик. На него было больно смотреть. Когда альфа-волк Мириат пытался все объяснить (Боже, да что он мог объяснить?! Сам ни черта не понимал!) он чуть не пустил ему пулю в лоб. Жибер вытащил топор и… Еле оттащили. Он кричал, сыпал проклятиями, а мы ничего не могли сказать. Те немногие из нас, кто был в монастыре, стояли как мраморные статуи, опустив взгляды. Четыре сотни… в основном женщины и дети. Безумие. Не знаю, как Саливан и Мириат будут решать вопрос, но, похоже, мир между охотниками и ликантропами окончен.
Внутренний круг охотников (жуткая трупоподобная шестерка) на вампиров все там обыскал. Братья говорят: они там нашли… нечто. Саливан ничего не сказал своим, а Мириат не смел даже настаивать на ответах. В общем, все свалили на происки вампиров. Судя по интонации Саливана — политика чистой воды. Мне жутко даже думать о том, что будет дальше. Пока мы заодно, но Люцес рано или поздно подохнет, и тогда… охотники припомнят нам Сильвейханский перевал.