– Следующий!
Следующей была сестра-двойняшка Фельма, такая же высокая и плечистая. В отличие от брата, она ступила под Арку уверенно, как на прогулке, и даже успела сделать второй шаг… Прежде, чем кровь брызнула у неё из носа тёмным фонтаном и залила светлый воротник шубы.
Мать двойняшек, стоявшая в толпе у магистрата, вскрикнула, и ястреб громко произнес:
– Спокойно. Ничего страшного не произойдёт. Арки полностью безопасны.
Как бы не так – на своём веку Унельм успел наслушаться баек о том, как крепкие и здоровые люди погибали, ступив под Арки, в невыносимых муках, и даже кропарь ничем не мог помочь несчастным. В таких историях всегда фигурировали друзья сестёр соседок двоюродных братьев откуда-то из-под Тюра. Не самый надёжный источник, но спокойнее слушателям от этого не становилось.
– Следующий!
Сыны и дочери Ильмора заходили под Арки один за другим. Спустя мгновение после очередного «следующий» раздавался глухой звук тела, падающего на расчищенную от снега землю, – а затем вздох или вскрик со стороны толпы людей у магистрата. Там стояли родители, братья, сёстры, возлюбленные, женихи и невесты. Они с замиранием сердца ждали вердикта, на который никто, кроме равнодушных костяных дуг, повлиять не мог.
Большая часть колонны уже прошла через Арки и была приведена в чувство. Родители и друзья вытирали кровь с лиц непрошедших, гладили их по волосам, крепко обнимали. Ястреб бесстрастно наблюдал за ними. Возможно, он был разочарован таким отсутствием патриотизма. Никто в толпе не выглядел опечаленным тем, что его ребёнок, брат или друг не поедет в столицу отдавать долг Кьертании.
Становилось холоднее, снова пошёл снег. Ульм подставил ему разгорячённое лицо, как ласковым ладоням друга. Будет ли снег столицы напоминать ему о доме? Некоторые считали, что в Химмельборге вообще никогда не бывает снега, но поверить в такие байки он не мог.
– Следующий!
Неудивительно, что до сих пор ни один не сумел завершить – или хотя бы толком начать – своё Шествие. От родителей Унельм знал, что в Ильморе случались годы, когда препараторы уезжали в столицу без новых рекрутов. Способности препараторов редки – будь оно иначе, кто знает, как выглядела бы жизнь в Кьертании.
– Следующий!
Хельна в панике обернулась через плечо.
– Улли!
Он кивнул ей, улыбнулся, как мог, ласково.
– Иди. Всё будет хорошо!
Она послушно пошла вперёд на подгибающихся ногах. А у самой Арки Данту пришлось поддержать её под локоть – он даже шепнул ей что-то успокаивающее. Самодовольный дурак. Всё это время он делал вид, что знать не знает никого в Ильморе, даже рядом с родительским домом его ни разу не видели. Но для Хельны решил сделать исключение – красивое личико и длинные ноги творят чудеса даже с ослами – и препараторами.
Она сделала шаг под Арку, и препарат над её золотистой головкой запел – Ульму показалось, что как-то иначе, чем над другими, и на долгое мгновение он поверил, что Хельна сделает следующий шаг – а потом она громко взвизгнула и упала вбок, на руки подоспевшему Данту. Под носом у неё алело.
Чуда не произошло. Хельна в Химмельборг не поедет – и всё произошло слишком быстро, чтобы сразу понять, печалит это его или, напротив, радует.
Препарат успокоился, и клетка снова пришла в неподвижность.
Ульм был следующим. Он увидел отца и мать в толпе. Мать смотрела на него, побледнев, напряжённо переплетя пальцы под подбородком, и Ульм почувствовал горький ком в горле. Даже ради матери он не раскрыл свою тайну – а быть может, ей легче было бы перенести то, что вот-вот случится, знай она всё наверняка. Он заставил себя улыбнуться ей и помахать отцу. Отец улыбался широко и неестественно, и щёки его раскраснелись, как перья леснянки.
– Следующий!
Унельм сделал шаг вперёд. Наверное, следовало бы ощущать это, как торжественный момент, переломный в его судьбе, думать о чём-то великом, но вместо этого он думал о белой Хельниной груди и том, что теперь имеет все шансы никогда не увидеть так близко что-то настолько же прекрасное.
Он миновал Данта, ястреба, подошедшего ближе, и быстро обернулся, надеясь поймать взгляд Сорты. Но её не было видно за золотыми макушками, лохматыми шапками, капюшонами.
– Следующий, – повторил Дант, поторапливая, и Ульм пошёл вперёд.
Первая Арка оказалась у него над головой, и он поднял взгляд. Тёмный препарат качнулся – вперёд, назад – и запел, тонко, неожиданно благозвучно, почти нежно – гораздо красивее, чем казалось снаружи. Теперь Унельм увидел, что в костяной клетке сидит крохотная чёрная птица, высушенная, покачивающаяся на скрюченных лапах. Её широко распахнутые глаза сверкнули, когда он сделал ещё шаг, клюв приоткрылся.