— И ему по вкусу, как я готовлю, — прибавила Ивет.
— Я уверен, ему не только это пришлось по вкусу. Даже ботаник способен видеть не одни растения.
Она зарделась.
— Он славный. Настоящий джентльмен.
— Лошади у вас не найдется? — поинтересовался я у Лебре.
— Что мне за нужда в лошади? Охочусь я пешком или с борта. Вы не поверите, как часто мы добываем дичь, когда она плывет. Или пьет воду.
— Мне необходимо достать лошадь. Сперва я должен добраться до Сент-Луиса, к друзьям и за снаряжением. Без коня не обойдусь.
— Так. — Лебре в раздумье потеребил подбородок. — К востоку отсюда неподалеку есть индейцы. Приличный народ по большей части, и у нас с ними порядок. Можно бы попробовать мену.
— Мену? А чего у меня есть менять?
— Одежда, — указал он, — и здорово шикарный пистолет. И нож — я похожего никогда не видел.
— Одежду я могу отдать, но не пистолет и, уж конечно, не нож. Он двести лет передается у меня в роду.
Окружение было приятно, но неожиданно на меня навалилась усталость. Я лег на спину и посмотрел на палубу над моей головой. Жаль, что набили гвоздей. Брус хороший, правильно выпилен и отделан, можно бы…
Проснулся я в темноте и тишине. Лежал не шелохнувшись, весь внимание, прислушиваясь. Ни малейшего звука, кроме слабого поскрипывания шпангоутов.
Так не должно быть.
Койку напротив теперь закрывает занавеска. Дыхания с нее не доносится. С крайней осторожностью я отодвинул одеяла и поставил ноги на пол, нащупывая мокасины. Потянулся одной рукой за пистолетом, подтянул поближе. Залез в штаны, натянул их, туго застегнул ремень, не переставая слушать.
Все еще ни звука, только слегка пошлепывает вода. Как будто чувствуется движение… так кильбот плывет? Я двинулся к лестнице, ведущей на палубу, — если она заслуживала этого звания.
Кильбот меньшего размера, как этот, обычно строится приблизительно сорока футов длиной и восьми-девяти шириной, нос и корма острые. Палубная надстройка занимает больше половины длины судна, сзади — подмостки для рулевого, впереди — сиденья для гребцов. Над передней частью надстройки — мачта, на нее поднимают единственный прямоугольный парус.
Вдоль каждого борта проходит дорожка с набитыми планками: ею пользуются, когда ведут судно вверх на шестах. Ясно, сам-друг с Ивет Лебре приходится зависеть от паруса, идя вверх по реке, и от течения — когда плывет вниз.
Ступив наружу, на узкую полоску с деревянными выступами, я нагнулся, чтобы голова приходилась ниже крыши надстройки. Застыл неподвижно, ловя звуки.
Вода зарябила, покачивание стало сильнее. Судно на воле волн.
Я посмотрел на корму, где должен находиться Лебре. Нет темной фигуры на фоне ночи.
Я принялся пробираться к корме очень опасливо. Пригнулся еще ниже, когда достиг заднего конца надстройки. Маленькая площадка позади была пуста.
Держась ниже фальшборта, я доковылял до руля. Положено управлять с мостика, но я не имел намерения показываться наверху, где небо выделит мой силуэт, поэтому только поднял руку к рычагу и мягко переставил его по оси судна.
Куда девались Лебре и Ивет? И кто пустил кильбот по течению?
Я не сомневался, что отвязали судно нарочно, но с какой целью — вот вопрос.
Индейцы? Вряд ли.
Маклем со своей шайкой настиг меня? Где все-таки мои хозяева?
Держа левую руку на румпеле, я ухитрялся не натыкаться на берега. Что впереди, я не видел: даже попробовал выпрямиться, так, чтобы очертания моего туловища сливались с рулевой стойкой, — бесполезно.
Только бы на реке не появилось препятствий.
Должна иметься какая-то причина пустить кильбот по течению. Может быть, Лебре и Ивет зачем-нибудь сошли на берег?
Чем больше я задавал себе вопросов, тем меньше понимал, какие должны быть ответы.
Полез на мостик. Оттуда я хоть увижу, что делается впереди меня, да и за руль можно взяться покрепче. С минуту я стискивал рукоять, ожидая: вот-вот в меня вопьется пуля. Пронесло.
Направил судно ближе к берегу, присматривая место, где бы подойти вплотную и привязать его. Надо попасть обратно в Сент-Луис — чего бы это ни стоило.
Небольшая излучина. Я повернул к берегу, вогнал нос на мель, соскочил на берег с чалкой. Оборот вокруг толстого дерева, еще оборот, полуштык, второй. Надежно зашвартовав свой корабль, я направился в лес.
Набрел на тропу. Постоял, прислушиваясь, шагнул на нее и пошел по направлению от реки. Лунный свет требовал идти осторожно.
Не пройдя двухсот ярдов, я уловил какой-то посторонний звук.
Упал под куст на колено.
И тут же понял, что не один. Не дальше как в шести футах чуть виднелся контур головы, белело лицо. Кто-то караулит: пригнулся и ждет.
Кем бы он ни оказался, моего приближения он не расслышал и не подозревал, что я рядом. Из кустов сказали:
— Нут? Слышал чего сейчас?
— Ш-ш-ш!
— Нут, я…
— Тихо, черт тебя! Они идут.
Второй человек тоже не дальше чем в шести футах от меня.
Да вот он! Прямо перед моим носом, спиной ко мне.
Едва приподнявшись, я крадучись шагнул вперед. Ночь холодна и безветренна. Видно его четче. Я прижал пальцы к пистолетному стволу, остужая их.
Еще голоса. Разговаривают очень тихо. Ивет и Лебре! Я протянул руку, замерзшую на железе, и коснулся голой шеи притаившегося впереди.
Он подскочил, словно испуганный кролик.
— А-а-а! — Давясь визгом, он размахнулся назад прикладом ружья, ни во что не попал и ринулся в кусты.
Из укрытия на тропу выбрался Нут. Я опять присел, и ему ничего не было видно.
Он зло выругался себе под нос и повернулся налево кругом, чтобы идти обратно.
— Что-нибудь потерял, Нут? — нежно пропел я.
Мужество у него было, надо отдать ему должное. Я уже был на ногах, и он прыгнул на меня в тот же миг. Стрелять я не хотел, не зная, где могут укрываться Ивет и Лебре, так что двинул ему в лицо основанием ладони, затем приложил по голове пистолетным стволом. Тот упал как подкошенный.
Присев рядом на корточки, я забрал у него пистолет и нож, пистолет запихнул себе под ремень, нож забросил в траву и принялся шарить вокруг, ища ружье, уверенный, что оно должно быть. Только дотронувшись до него, я по его весу и форме понял, что это — мушкет рыночного типа из тех, какие продают индейцам.
Я встал.
— Все улажено, — произнес негромко. — Один лежит, другой бежит.
Ивет и Лебре пришли тогда по тропе, и я шагнул туда, где они могли меня видеть.
— Они отрезали кильбот от причала, — сообщил я, — но я привязал его снова, малость пониже. Идем туда?
— А он? Покойник?
— Не думаю. Слишком твердолобый. Но давайте возьмем его с собой. Может, чего нам расскажет.
Лебре сгреб лежащего в обмороке за шиворот и одним рывком привел в вертикальное положение. Тот пошевелился, видимо приходя в сознание.
— Шагай! — скомандовал Лебре. — Или я еще тебе врежу!
Пленный зашагал, спотыкаясь, постепенно начиная лучше владеть ногами. Войдя на борт, мы выбрали швартов и позволили течению отнести нас еще на милю, только потом встали у берега опять.
Шторы из плотного холста закрыли иллюминаторы, и Лебре зажег лампу.
Наша добыча была нам незнакома. Субъект сварливого вида с полосой крови из треснувшей кожи на голове, дополнявшей на его физиономии грязь и бакенбарды.
— Твой друг еще драпает, — сказал я, скаля на него зубы. — А я и всего-то тронул его сзади холодной рукой. Прямо из шкуры выскочил.
— Трус! — скривился человек с баками. — Заячья душа. Говорил Бейкеру, не годится он.
Бейкер. Одно имя есть.
— Они вам зачем? — вопросил я, махнув в сторону Лебре и Ивет.
— Не твое клятое дело! — рявкнул он, и я хлестнул его по губам.