…объектом права должны быть не чувства, слова и намерения, а действия! (Выкрик из зала: "А призывы к экстремизму? С этим как? Понять и простить?") Хороший вопрос. Наш ответ: никогда! Но и судить их до совершения экстремисткого деяния НЕ ЗА ЧТО! Можно только предупредить. Выслать официальное уведомление, что, мол, ваши призывы являются призывами к экстремизму или еще какой гадости. (Выкрик из зала: "Да они подотрутся твоими бумагами!") На наждачке напечатаем! Зато, если экстремистское действие будет совершено, то вместе с непосредственными исполнителями судить надо и "призывателей". Как организаторов! Беспощадно! (Выкрики в зале, свист, топот, продолжительные аплодисменты.)
В какой-то момент какая-то из моих инициатив вызвала бурное возмущение у прокашлявшегося старичка-профессора из президиума. Он, пользуясь президиумским микрофоном, начал требовать отключить трибуну и кричать, что с такими, как я, у страны нет будущего.
— Есть! — воскликнул я в полемическом раже, — Будущее именно за нами! За нашими молодыми могучими спинами! И мы вас к нему не пропустим! Вы пройдете к будущему только по нашим трупам и никак иначе! — я воздел к плечу кулак в культовом жесте, — Но пассаран!
Старичок, побагровев, принялся вызывать охрану, чтобы убрать меня со сцены. На его явно экстремистский призыв появилась парочка мордоворотов в чорной униформе. Пришлось немного побегать от них вокруг трибуны, покрикивая в микрофон и без применения технических средств:
— Вступайте в наши ряды! Вместе мы станем сильнее! Пока мы едины — мы непобедимы! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до!
На пятом или шестом круге мордовороты сообразили разделиться и обойти трибуну с двух сторон, отжимая меня к кулисе. "Со сцены уходить нельзя — будут бить," — оценил я степень озверелости на мордах охранников. Неожиданно охота на меня прервалась. Безопасники остановились и, синхронно поджав наушники гарнитур сваеобразными пальцами, выслушали ЦУ от начальства. Приказ им явно не понравился и их физиономии перекосило вообще невообразимым образом. Однако, что-то пробормотав в ответ, они встали по стойке "смирно" и, чуть ли не с поклоном, жестами предложили мне проследовать со сцены.
— А вы? Следом за мной? — не мог не спросить я.
Мордовороты тоскливо помотали головами. Вот и славно! Не люблю, когда меня бьют. И, распевая вдруг вспомнившийся "Венсеремос" ("Мы преодолеем"), я гордо ушел за кулисы.
— "Венсеремос", "Венсеремос": над Литвой клич призывный лети!
"Венсеремос", "Венсеремос": это значит, что мы победим!
(повторять до полного самообмана)
Зал безумствовал, кто-то где-то кому-то уже пытался бить лицо и получал в ответ, старичку-профессору стало плохо, и его унесли оставшиеся без сладкого мордовороты, телевизионщики не знали, куда направить камеры…
— Профессионально! Мои восторги! — приветствовал меня за сценой Джозеф.
Остальные записанные на прения смотрели кисло. Не факт, что их вообще выпустят — в зале, кажется, начали мебель ломать. Внезапно подскочил порученец и подсунул мне планшет:
— Пан Виктор, пальчик вот сюда приложите, пожалуйста.
О, "пожалуйста" и "пан". Чего это с ним? Но палец приложил. За это порученец вручил мне тоненькую стопочку злотых. О, как! Политика начинает мне нравиться.
— И премия! — торжественно возвестил порученец, протягивая стопочку куда потолще.
— Если надо, я и на бис могу…
— Пока не требуется…
Порученец опять словно телепортнулся, а я припрятал "изи маньки" в кармашек на пуговке.
Узрев допстопочку, даже неунывающий Мамонски немного спал с лица. Однако мгновением спустя вдруг оживился:
— Пан Виктор!
— Да, Джозеф?
— А вот этот ваш лозунг… Эль падла чего-то там — он на испанском, кажется?
— Эль пуэбло… Да, на испанском…
"Эх, продешевил!" — размышлял я, пробираясь темными коридорами к служебному входу. За очередным поворотом шум, доносящийся из зала, стал почти неслышен, и я вдруг зевнул. Хо, а главная цель-то почти достигнута — сон нагулян! Я убрал в набедренный карман плоскую бутылочку какого-то вискарика. (Судя по выхлопу Джозефа, вполне приличного с классическими торфяными нотками.) Конечно, пинты вискарика маловато будет за одну из самых известных в моем мире фраз, но… пусть пользуются.
Наконец, я выбрался на улицу, сориентировался и зашагал к складу. Спа-ать…
Однако через сотню метров поймал себя на том, что тихонько мычу один прилипчивый мотив. Видимо, не весь адреналин я пережег, не весь.