— Доброе, доброе, — отозвался завкафедрой, приближаясь к столу, — Что это у вас тут?
"Живодеры" замялись. Широкая спина Стражича загородила мне обзор, спровоцировав безудержный (вальпургинический) полет кровавых фантазий. Вивисекция, расчлененка — заметались под гулким сводом моего черепа слова. "А еще оне собак режуть, штобы рефлексы доказать!" — заверещал чей-то кирзовый голос.
— Ага, — со зловещим удовлетворением произнес профессор, — А если так?
Он что-то проделал с подопытным, отчего мохнатое тело задергалось и произнесло слащавым баском:
— Тедди очень любит мед…
Один из белохалатников протянул руку к тушке, и мохнатик продолжил:
— Отчего? Кто поймет?
— Забавно, забавно. И на каждую строчку свое воздействие?
— Да, — пискнул белохалатник женского пола, — Пан профессор, я только показать принесла. Я его дома делаю.
— В подарок? Кому?
— Племяннице. У нее день рождения, и я…
— Да не волнуйтесь вы так, Леночка. Идея использовать игрушку для тренировки умения производить внешние энерговоздействия, конечно, не нова, но реализована, как я вижу, весьма аккуратно.
Леночка, похоже, расстроилась, узнав, что оказалась неоригинальна.
— А почему тогда такие игрушки…
— Не выпускают? Отчего же, очень даже выпускают. Но не в Польше, — и, заметив наш общий интерес, пояснил, — Требования безопасности делают производство нерентабельным. Вот вы, Леночка, попробуйте подсчитать по стандартным расценкам…
— Я считала, — кивнула Леночка, непроизвольно поглаживая по голове большого плюшевого медведя, из распластанного живота которого торчали разные блестящие фитюльки и фиговинки — действительно, получается очень дорого… Ой, извините, я вас перебила!
— Ничего. Мы вас ненадолго покинем. Мне надо поговорить с молодым человеком. Возможно, вашим будущим коллегой. Кирил, проходите в тот кабинет, — Стражич указал в какой.
М-да, я еще удивлялся, почему в коридоре так мало дверей, просто за каждой такие гроздья и анфилады!
— Итак, — начал Стражич, присев на стол в небольшой комнате, — Для начала давайте познакомимся.
Я уже было собрался завести привычные речи, но вовремя сообразил, что завкафедрой не случайно взял планшет, поэтому молча разрешил считывание данных с гила.
Пока профессор просматривал мою персональную информацию, я оглядел кабинет, и мне даже как-то расхотелось устраиваться на работу. Тесная конура, обшитая гипсокартоном, окно с видом на близкую стену соседнего здания, пара столов с компьютерами, пяток стульев, полки с канцелярскими папками и "чайная" тумбочка — типичный офисный микромир со своей типичной микрожизнью. Пришлось притвориться истуканом, чтобы не показать, как меня тошнит от подобных интерьеров.
— Хо! — легко разгадал профессор мой покер-фейс, — Это спецкомната. Я сюда посылаю отчеты писать. Очень быстро получается.
— Ага, — согласился я, — обстановка способствует…
— Что ж, как я понимаю, вы хотите устроиться к нам лаборантом?
— В общем, да, — кивнул я.
— С какой целью?
— Извините? — не понял я вопроса.
— Почему именно к нам? Наша кафедра для вашей специальности не является профильной. Мы вам даем только начальный курс теории и проводим обучающие практические занятия. С пятого семестра вы к нам, скорее всего, и дорогу забудете, если хвостов не наберете. Я прав?
— Наверное, да.
— "Наверное"? Вы не уверены?
Поведение профессора сначала поставило меня в тупик — подзабылось уже, как оно было в институте. Но я достаточно быстро вспомнил, что почти все хорошие преподаватели немножко идеалисты, верящие в "честные ответы" и собственную объективность, и привыкшие подсказывать и "вытягивать". Поэтому у студентов есть несколько простых и эффективных приемов (шаблонов поведения), позволяющих при минимуме знаний добиться максимальной оценки. Я уже начал прикидывать, какая именно маска сейчас подойдет лучше всего: какую при этом следует скорчить гримасу, каким тоном и что говорить… Но отсутствие практики, видимо, все-таки сказалось, и я не удержал мимику.
— Сиротка Марыся? — неожиданно спросил профессор, невежливо тыкая пальцем в мои страдальчески изогнутые брови, — Бровки домиком, скорбная складка у губ, честные и печальные глаза навыкат — я ничего не упустил?
— Казанская сирота, — поправил я, прокашлявшись.