— А больше, надеюсь, и не понадобится. Спасибо.
— Да на кой нам три дня?! Мы токо туда и обратно! — возмутился Пыхась, — Давай, уже, Клах, шагай, а то уведут грузово… — Пыхась резко замолчал и опасливо покосился на тетю.
Та ответила безмятежно-приветливой улыбкой.
— Ты уж заходи, племяш, почаще. Не забывай, тетю… Не забудешь? — последний вопрос прозвучал, почему-то, немного угрожающе.
— Да куды я теперь денусь? — печально вздохнул Пыхась.
Мы вышли из поселения и немного поплутали по лесу, пока не выбрались на небольшую полянку.
— Иди за мной след-в-след, — предупредил Пыхась, — Я нас сразу к грузовозу выведу.
Привычное (уже привычное!) мгновение дезориентации и окружающий полянку лес неуловимо (и необратимо) изменился. Откуда-то наполз слабосветящийся туман, заполнив пространство между деревьями. Трава под ногами, кажущаяся такой реальной, словно растворялась под берцами и снова появлялась, стоило сделать следующий шаг.
— Не сопи! — буркнул Пыхась, не оборачиваясь, — Что ты сопишь, как лошадь? Отвлекашь!
— Иди уже, йожик! — ответно буркнул я и постарался сопеть в сторону.
В нашем Мире уже наступила ночь. Почти. Небо на западе еще чего-то там отсвечивало, но в лесу от этого светлее не становилось. Хорошо, хоть Пыхась не обманул, и буквально через десять метров, продравшись через неопознанные кусты (и, возможно, ягоды), мы вывалились на узкую просеку, аккурат к застывшей темной глыбе военного грузовоза с КУНГом.
— Клах, ты тама канистру не потерял?
— Нет, — я устало опустил двадцатилитровую пластиковую емкость на дорогу и перевел дух. В качалку надо. Обязательно!
— Давай, заливай горючку и поехали! — почему-то шепотом скомандовал Пыхась, но меня это не насторожило.
— А в КУНГе что? — поинтересовался я, скручивая крышку с горловины топливного бака.
— Да какая тебе разница, Клах? — прошипел Пыхась, — Лей горючку!
Я со вздохом поднял канистру и напряг зрение, чтобы не промазать струей мимо… Внезапно грохнула, распахнувшаяся дверь КУНГа, кто-то тяжелый выпрыгнул оттуда на дорогу и, ослепив меня ярким фонарем, заорал испуганным фальцетом:
— Стой! Стрелять буду! Руки вверх! Ни с места! Открываю огонь без поражения!
От неожиданности я попытался вздернуть руки, не выпустив канистры, и чуть не окатил себя горючкой, но успел откинуть ее в сторону и сам отпрыгнул. Внутренне сжавшись в ожидании выстрела. Которого не последовало. Возникла странная пауза. Метнувшийся следом за мною луч фонаря по-прежнему светил в лицо, мешая разглядеть угрозу.
— Кхм!.. Воин, ты бы определился, — не выдержал я, — И стрельба открывается БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ и НА ПОРАЖЕНИЕ.
Все-таки детство и юность, проведенные с мамой-филологом дали о себе знать и в такой экстремальной ситуации.
Ответ невидимого защитника военного имущества меня потряс:
— Ой, пан лейтенант, простите! Я думал, враги напали!
Луч фонаря вильнул в сторону. Я опустил руки и принялся усиленно промаргиваться.
— Враги напали! Обзовись, боец! И, эта, не наставляй на живых людей разводной ключ. Бывает, и палка стреляет!
— Ой, простите, пан лейтенант! — разочарованно брякнула брошенная железяка, у которой опять не получилось, а солдатик, к счастью, не выпустив фонарь, вытянулся по стойке смирно, — Рядовой Петр Солнышкин!…
Боец продолжал докладывать куцую историю своей армейской жизни, а я, потупив очи, с грустью наблюдал, как на сухую землю из канистры вытекают последние капли горючки.
— Эх, Петя, Петя! — прервал я воина на самом интересном месте, — И что мы теперь делать будем?
— Мы? — удивился рядовой Солнышкин, по-видимому, не причисляя себя к тем, кто может "что-то сделать".
"Или это он изображает туповатого неумеху?" — подумал я и решил проверить.
— Мы, боец, мы. Эх, знал бы ты, какую секретную операцию своим разводным ключом нам сорвал!
— Нам? — переспросил солдатик, нервно переминаясь.
— Хм, боец, ты что, в туалет, что ли, хочешь? Так скажи члено раздельно. Или ты слишком скромный?
Хо! Как я ловко на армейском жаргоне фразы строю — просто сердце радуется. Ну, а что? Книжки-то читам, курок с кровостоком не путаем!
— Никак нет, пан лейтенант! То есть, так точно. Хочу.
— Ну, так иди, воин, оправься, — разрешил я, — Загадь природу — мать нашу.
Однако Солнышкин только лишний раз переступил с ноги на ногу.
— Пан лейтенант, а у вас что-нибудь покушать есть? И попить?
— Опять определиться не можешь, боец? — я сокрушенно покачал головой, — И где только вас таких военкомы рожают? Иди, решу вопрос… Эй, фонарь оставь!