Посмеялись еще, и разговор сделался непринужденней.
— Как фурьерист я уже по одному по этому признаю пользу всякой ассоциации, — сказал Петрашевский.
— Попахивает масонством, — пожал плечами Спешнев. — Разве вам неизвестно, поручик, что еще до 14-го декабря, происшедшего, кстати, у вас в гвардии, император Александр запретил масонские ложи? Стало быть, речь идет о тайном обществе?
— Нет, то есть да, — смешался Момбелли, — но в другом, так сказать, смысле…
— Не знаю, — сказал Спешнев, — не могу пока ответить определенно… Давайте потолкуем об этом, ну хотя бы у меня. Приглашаю вас, господа, к себе.
— И пусть каждый для этого разговора изберет себе друга, на которого может вполне положиться! — горячо предложил Момбелли. — Я позову Львова, мы уж прежде с ним говорили.
— Я, с вашего разрешения, Дебу-первого, Константина Матвеевича, он человек благоразумный, — откликнулся Петрашевский.
Спешнев заявил, что полагается только на себя.
— А что вы знаете, поручик, о тайных обществах вообще? Знакомы ли с их историей и устройством? — И, поскольку Момбелли пробормотал что-то невнятное, вроде того, что специально об этом не думал, предложил: — У тебя ведь есть кое-что на эту тему, Михаил Васильевич, дадим поручику почитать.
Подойдя к шкафу с книгами, шепнул под скрип дверцы:
— Тут что-то нечисто с этим товариществом…
И громко:
— Вот, может быть, это посмотрите, поручик: Блан, только не Луи Блан, — он протянул книгу, и Момбелли вслух прочитал название: «История политических заговоров и казней, включающая историю тайных обществ от самых отдаленных времен до наших дней».
— Или, скажем, Закконе, — выбирал Спешнев.
— «История тайных политических и религиозных обществ. Инквизиция, иезуиты, свободные судьи, тамплиеры, франкмасоны, совет десяти, карбонарии, иностранцы и т. д.», — послушно прочел по-французски Момбелли.
— А вот старая книга, где подробно говорится об организации обществ на примере масонского ордена иллюминатов в Баварии, слышали?
— Не приходилось, — признался Момбелли, уже машинально читая название вслух: — «Софисты и якобинцы».
Когда Петрашевский пошел провожать гостей к дверям, Спешнев чуть придержал его на лестнице, пропустив Момбелли вперед.
— Он, кажется, не совсем высказывается… Нет ли у них там чего в гвардии?
— Не знаю, но попробую разузнать, — Петрашевский усмехнулся, — об этом тебя допытывал Черносвитов!..
Дорогою, к удивлению своего спутника, Спешнев разговорился:
— Я, Николай Александрович, правда, не имел чести служить, однако волонтером дрался в Швейцарии, во время раздора между радикальными кантонами и Зондербундом.
Момбелли слушал с интересом, но молча о подробностях горных походов и стычек и тогдашнего положения дел в Швейцарии и не выказал удивления даже прощальным словам своего тезки, что он-де решится на все. Про себя лишь подумал, что при всей важности, своей учености барин этот не чужд греха многих путешественников, впрочем, греха простительного — прихвастнуть.
Собрались у Спешнева, как сговаривались, впятером. Момбелли, конфузясь, говорил по-прежнему не очень понятно — о том, чтобы ругать сообща все меры, принимаемые правительством, и поддерживать по-братски друг друга противу неудач и несчастий; и что если соединялись в подобные общества, как, например, иезуитское, со злой целью, то отчего же не соединиться с доброю? Маленький штабс-капитан Львов согласно кивал и только добавил, что дальше обстоятельства укажут, что делать.
— Пусть каждый выскажет, чего он хочет, — сказал Петрашевский, — и вместе займемся разбором всех предложений.
— Это уж какой-то ученый комитет будет, — заметил Спешнев.
А Момбелли не скрыл разочарованности:
— Я думал, мы сегодня сойдемся…
Однако на том и решили — яснее высказать мнения об общих началах и целях общества и как оно должно быть устроено, и для большей ясности к следующему разу изложить эти предметы письменно.
Неделю спустя, как обещались, пришли со статьями.
По просьбе Момбелли начал маленький Федор Львов, его друг. Целью он полагал взаимную помощь, а потом обстоятельства подскажут, как лучше устроить общество.
Спешневу это показалось расплывчатым, он перебил Львова:
— Переворот в России может случиться через несколько лет. Товарищество должно быть готово к тому, чтобы воспользоваться переворотом.