— Правильно, отец, поддерживаю. Конечно, жалко видеть, как люди маются, брошенные государством, но и нам не разорваться. Немощным умереть не дадим, совесть не позволит, поможем дровами. Есть такие в деревне, отец?
— Не, пока нет, — ответил он.
— Глава поселковой администрации помогает хоть чем-то? — продолжал спрашивать Борис.
— Что ты, о чем? — Андрей рассмеялся, — они только перед выборами появляются, несколько человек сразу. Наобещают кучу и больше их не увидеть. Ни разу меж выборами никто не приезжал. Из начальства лишь участковый заезжал за самогонкой к Зинке и все, теперь и ее нету. Ладно, еще наша Михайловка, народ не совсем состарился и себя обслуживает. Автолавка все-таки приезжает летом раз в десять дней, если дождя нет. А дальше от нас в десяти верстах деревня — там один житель остался и то баба. Туда вообще никто не ездит и урну для голосования не возят — чего из-за одного голоса таскаться. Баба еще крепкая, охотится сама, рыбачит, огород садит, копает лопатой. Два раза в год за пенсией в район ходит сорок верст пешком. Пенсию получит, купит мешок соли и муки, из одежонки чего-нибудь и нанимает машину или мотоцикл, чтоб привезти. Отдает тысячу с пенсии. В районе особо самогонкой не берут, предпочитают деньгами. Так и живет одна, умрет и похоронить некому, через год найдут, не раньше, а то и через два. Кому мы нужны? Ей даже электричество обрезали. Сказали, что не рентабельно.
Михайлов ужаснулся услышанному. Каменный век какой-то. Подошел дед Матвей с Валентиной, сели за стол.
— Дак ты, Андрей про Василису, что ли рассказывал? Жуткая жизнь, страшная.
Мужики выпили по полстакана. Матвей закусывал и продолжал говорить:
— Была когда-то Грязновка большой деревней, но далеко от района, уехали все, осталась одна Василиса. Там родители ее лежат, муж и дети. Мужа медведь задрал, потом дети заболели. Пошла она пешком в райцентр за сорок верст, там ее пожалели, машину с фельдшером отправили, но поздно уже было. Так и живет одна, замаливает свои грехи. А в чем ее грех — дак… не понимаю я? Предлагали переселиться, а куда? Это на бумаге у начальства все хорошо, а на деле-то жилья нет, куда переедешь? Дак ты, типа, переселись, а жилье потом предоставим. Не смешно? Ей в канаве жить что ли, пусть и первое время, как утверждает начальство? Зря ты, Андрей, этот разговор завел, страшно элементарно.
Мужики налили еще по половине, выпили, закусывая. Женщины кушали, слушали, но в разговор не вмешивались.
— Не зря, дед Матвей разговор этот, не зря, — возразил Борис, — мы же люди, не звери какие. Надо помочь Василисе.
Дед Матвей вздохнул с сожалением, посмотрел участливо.
— Добрая ты душа, Борис Николаевич, но одной души на Россию не хватит.
— Причем здесь Россия, мы об одном человеке говорим, — отпарировал Михайлов.
— Чем мы ей поможем — домой к себе взять? Я, конечно, сочувствую, но такая тягость мне тоже не нужна, — ответил дед Матвей.
— Тягость никому не нужна, разве я об этом? — возразил Михайлов, — в деревне еще несколько пустых домов стоят для жилья пригодных. Почему бы Василису к нам не перевезти? Дров ей привезем, огород вспашем, остальным она сама себя обеспечит.
Все удивленно уставились на Михайлова — об этом никто не подумал.
— Ну, ты и голова, Борис, мы-то как раньше до этого не додумались! — воскликнул отец, — все проблемы Василисины снимутся сразу. Ну, голова-а…
— Еще надо с ней все обговорить, конечно, — продолжил Михайлов, — съездить, убедить. Люди же мы все-таки или нелюди? — он помолчал немного, — ты, дед Матвей завтра чурок на дрова напили в лесу, знаешь где. Потом с отцом привезем их на тракторе. Если Василиса согласится, то и ей дров напилим все вместе, руки не отвалятся. Согласны?
Мужики закивали головами. Светлана произнесла вслух:
— Добрый ты у меня, Боренька, все бы такими были, как бы жилось людям на свете прекрасно. И не видел Василису никогда, а считай, уже помог больше всех. Не согласится — это ее выбор.
На следующий день Борис видел, как с утра дед Матвей взвалил бензопилу на плечо и пошел в лес, как договаривались. Он взял колун, занялся чурками. Часам к четырем переколол все, сваленные кучей во дворе, сложенные оставил на потом или на зиму. Вместе со Светланой сложили дрова в поленницу под навес — ветерок сушит, дождь не мочит.
Борис предложил перед ужином съездить к Василисе.
— Устал ты, Боря, — возразила Светлана, — отдохнуть тебе надо, давай позже съездим.
Понимаешь, Света, спал даже плохо, кусок в горло не лезет. Вроде бы войну прошел, всякого насмотрелся. А тут в мирное время такие ужасы творятся. Съездим вместе — одного испугается и не поверит мне, не знает.