Она прошипела что-то сквозь зубы. Валерка не разобрал, что именно, а дружинники снова засмеялись.
— Странная вы, гражданка. Ребёнок и тот сообразил, что мы хотим оказать вам помощь. Так что уж не упрямьтесь. Пройдёмте с нами до штаба дружины. Благо он рядом, рукой подать.
— Ведите её, ведите, давно пора, — вмешалась уборщица магазина, — хватит ей зря государственный хлеб на свиней переводить. Спекулянтка она и есть. Я-то её хорошо знаю.
Дружинники увели Валеркину «знакомую» из магазина. Валерка стоял в недоумении.
Дома он рассказал о случившемся. Дядя Саша объяснил, что, видимо, эта женщина выкармливала хлебом свиней, а потом по дорогой цене продавала на базаре мясо.
— А может быть, это не так? — усомнился Валерка.
— Ну, если не так, разберутся и отпустят её домой.
Прошло ещё несколько дней, и вдруг вечером, просматривая газету, дядя Саша удивлённо крякнул и позвал тетю Лену.
— Леночка, Валеркиной-то знакомой оказалась Самойлова. Вот здесь о ней пишут.
— Какая знакомая? — спросил Валерка.
— А вот послушай.
И дядя Саша прочитал, что в хлебном магазине дружинниками была задержана гражданка Самойлова, которая систематически скупала хлеб в больших количествах и в спекулятивных целях выкармливала свиней.
В газете ругали не только Самойлову, но и домоуправа за то, что, пользуясь его бесконтрольностью, Самойлова превратила в хлев для свиней подвал жилого дома.
Валерка не понимал, за что же всё-таки ругают Самойлову.
— Она же не выбрасывала хлеб, — высказал он своё сомнение.
— Еще хуже!
— А что она из хлеба мясо делала, да? — спросил Валерка.
— Не из хлеба, а из свиней. Брала маленьких поросят, откармливала их, а когда они вырастали, резала их на мясо.
— Живых резала? — возмутился Валерка.
— Конечно, живых, а каких же ещё!
Валерка сразу представил себе злое, со слезящимися глазами лицо Самойловой и поверил, что она способна на это. Как хорошо, что её забрали дружинники!
— Дядя Саша, а что с ней теперь сделают?
— Наверное, судить будут, а может, оштрафуют.
— И она снова будет ходить в хлебный магазин? — испугался Валерка.
— Конечно, но хлеб будет покупать только для себя. — Дядя Саша покачал головой и закончил: — До чего же нам мешают такие люди!
На следующий день Валерка снова вспомнил о Самойловой: раз она не хочет, чтобы город стал коммунистическим, пусть уезжает. Вот и всё. И пусть все уезжают, кто не хочет.
Как он сразу не подумал об этом? И почему взрослые так не делают? Он обязательно скажет дяде Саше.
Но дядя Саша не согласился с Валеркой. Он ему сказал, что взрослые давно додумались до этого, только они применяют такую меру к самым злостным и неисправимым людям.
— Такие, как Самойлова, конечно, заслуживают, — сказал дядя Саша, — но нельзя же всех за малейший проступок гнать из города.
— Можно, — не согласился с ним Валерка, — пусть не проступаются.
Дядя Саша недовольно поморщился, а потом как бы между прочим спросил:
— Тогда, значит, и Анянова нужно выгнать?
— Он же исправился, — вступился за Анянова Валерка.
— А Женьку? А Ощеулова? — допытывался дядя Саша.
— Ну уж Женьку-то и вовсе нельзя, — возмутился Валерка, — он тоже исправился! А Ощеулов уже слушается Дарью Емельяновну и перестал получать двойки. Он скоро совсем исправится.
— А зачем ждать? — поддразнил Валерку дядя Саша. — Выгнать его из города, и возиться с ним не надо будет.
Валерка уже забыл, на чём сам только что настаивал, и рассердился на дядю Сашу.
— Нельзя так, — упрямо заявил он.
Дядя Саша пожал плечами.
— Как хочешь, ты же сам предлагал это.
Валерка смущённо опустил глаза. Дядя Саша был прав.
А вот Самойлову он бы обязательно выгнал из города.
Тётя Лена же сказала: «Кто плохо относится к хлебу, тот плохой человек. Хлеб надо любить».
Да, хлеб надо любить. В этом Валерка убедился окончательно, когда хлеб пришёл к нему на помощь.
Случилось это так.
Вечером к ним позвонила незнакомая женщина из соседнего двора и сказала, что Валерка мячом выбил у них стекло.
— Я не выбивал! — запротестовал Валерка.
— По-твоему получается, что она всё выдумала? — сердито спросил дядя Саша.
Но Валерка стоял на своём. Он действительно не выбивал стекла, и ему было обидно, что ему не верят.
— Я не играл там в футбол. Я не выбивал, — упрямо повторял он.
— Нехорошо так, — стыдила его женщина, — напроказил, а признаться боишься.