Бранли улыбался про себя, ожидая ее прихода, на этот раз последнего. Он никогда и ни в чем не давал ей и малейшего повода к взаимности. Это стало для него источником иронии, своеобразным развлечением: чем равнодушнее он к ней относился, тем больше она страдала по нему. Этих женщин не переделаешь, холодно думал Бранли.
И вот она пришла. Он с интересом посмотрел на нее. Ей трудно было отказать в привлекательности: милое, нежное лицо, полные губы и глаза газели подтверждали это. Даже в деловом костюме из юбки и блузки ее фигурка могла вызвать учащенное сердцебиение не у одного молодого человека. Только не у него, не у Бранли. Ему и в студенческие годы ничего не стоило завладеть вниманием самых красивых, самых желанных женщин. Однако все они, по его мнению, были тщеславны, пусты, глухи к его внутренним потребностям. А разве Элизабет Джеймс чем-нибудь лучше?
Итак, он сидел за своим рабочим столом, на котором в этот раз не было ничего, кроме серого металлического ящичка, а Элизабет — перед ним на изящном датском стуле, сцепив на коленях руки и явно нервничая.
— Моя дорогая Элизабет, — начал Бранли как можно мягче. — Боюсь, что пришла пора нам проститься.
Ее губы приоткрылись, но она не вымолвила ни слова. Глаза ее были устремлены на серый ящичек.
— Да, — сказал Бранли, словно в подтверждение ее мысли, — мой компьютер может делать все, что делали для меня вы, и — буду с вами совершенно откровенным — делать гораздо лучше. Поэтому вы мне больше не понадобитесь.
— Я… — ее голос пресекся. — Я все понимаю.
— Компьютер вышлет вам чек на сумму вашего выходного пособия вместе с премией, которую вы, конечно же, заслужили, — добавил Бранли неожиданно для самого себя (о премии он и думать не думал — слово вылетело как-то само собой).
Элизабет опустила глаза.
— Это не обязательно, мистер Хопкинс, — ее голос снизился до неясного шепота. — И все же спасибо вам.
Бранли на мгновение задумался, пожал плечами.
— Как знаете.
Прошло несколько тягостных минут, и Бранли начал чувствовать себя неловко.
— Надеюсь, плакать вы не будете, Элизабет?
Она подняла на него глаза и с усилием сказала:
— Нет, мистер Хопкинс, плакать я не буду.
Он почувствовал огромное облегчение.
— Вот и хорошо. Я, разумеется, дам вам отличную рекомендацию.
— Мне не нужна рекомендация. В последние годы работы у вас мне удавалось выгодно помещать свои деньги. Я всегда верила в вас, мистер Хопкинс. Благодаря вам я теперь довольно хорошо обеспечена.
— Приятно слышать, — улыбнулся Бранли. — Я очень рад за вас, Элизабет.
— Спасибо. Еще раз спасибо за все.
— До свиданья, Элизабет.
Она направилась к двери, но на полпути остановилась.
— Мистер Хопкинс… — ее лицо побелело от волнения. — Мистер Хопкинс, когда вы приняли меня на работу, вы сказали, что наши отношения будут только деловыми. А теперь, когда они изменились, не могли бы вы… не могли бы мы с вами сделать их… личными?
Бранли от неожиданности вздрогнул.
— Личными?.. Мы с вами?..
— Ну да! Я у вас больше не работаю, в финансовом отношении независима. Не могли бы мы встречаться в обществе… как друзья?
— Гм! Ну конечно. Вне всякого сомнения, — он лихорадочно соображал, как ему выкрутиться из затруднительного положения. — Э-э-э, позвоните мне как-нибудь, ладно?
Заалевшись, как маков цвет, и с улыбкой, от которой растаяли бы льды Гренландии, она чуть ли не бегом направилась к выходу.
Бранли откинулся в кресле, долго и тупо смотрел на закрывшуюся дверь и наконец произнес, обращаясь к компьютеру:
— Не принимать от нее никаких звонков, но соблюдая вежливость. Можно придумать какой-нибудь предлог. Ни в коем случае не соединять меня с ней, сколько бы она об этом ни просила.
И впервые с тех пор, как компьютер вошел в его жизнь, ответ последовал не сразу. И только когда Бранли выпрямился в кресле и бросил на него строгий взгляд, серый ящичек заговорил:
— Вы уверены, что хотите именно этого?
— Еще бы не уверен! — рявкнул Бранли, поражаясь наглости машины. — Я не желаю, чтобы она тут хныкала и ныла. Я ее не люблю и не хочу оказаться в ложном положении, когда мои поступки по отношению к ней могли бы быть продиктованы жалостью.