Вспомнив тот случай,
Зоя наконец осознала, что причина ее неожиданных срывов, как тогда, в детстве, так и сейчас, была не в том, что она хотела засмеяться, но «ошиблась» и расплакалась. Причина была в чем-то другом. Но в чем? Она до сих пор этого не понимала. Точнее, не хотела понимать. Не хотела копаться в себе.
Зоя вытерла слезы,
высморкалась в раковину на кухне, хотя никогда так раньше не делала, снова достала банку с вареньем и выудила из нее как можно больше почти черных, сморщенных вишневых ягод, посмотрела на них и стала быстро есть. Они уже не казались ей такими вкусными. «Переела», – с досадой подумала она. Потом громко выплюнула все косточки от съеденных ягод в раковину. Стоя над раковиной, стала считать их, но постоянно сбивалась. Их получалось то семь, то восемь. Опять над чем-то задумалась. Очнулась, уперлась взглядом в разбросанные по раковине косточки, от которых шли тонкие, словно кровавые, струйки – это остатки воды их намочили. Наконец, сгребла косточки и выбросила в мусорное ведро. Почувствовала усталость. Пошла расстелила кровать, легла и какое-то время широко открытыми глазами смотрела в потолок. Неожиданно заснула. Ей приснилась мать – впервые с того момента, как она умерла. Зоя мгновенно проснулась и стала вспоминать те четыре года, что ухаживала за ней и мужественно выносила все ее припадки и капризы. Тоскливо ли ей было без нее, одной в этой двушке со старыми коврами и мебелью из шестидесятых, без ежедневных забот, пусть нудных и однообразных, но которые держали в ритме и не давали рассыпаться или начать копаться в себе? Перевернулась на бок и вспомнила один случай, что произошел с ней два дня назад. Странно, что она его уже почти забыла, ведь он очень взволновал ее.
Когда Зоя шла с вечерней смены,
ей попалась сумасшедшая, которую она неоднократно видела в разных местах города. И вот на тебе: они шли навстречу друг другу, и никуда не свернуть, по обеим сторонам промзоновской улицы – хмурые стены с колючей проволокой наверху и закрытые ворота. И никого вокруг. Зоя сделала вид, что не заметила ее, но сумасшедшая встала так, что полностью перегородила пешеходную часть довольно узкой улицы. Зоя могла обойти ее, если бы прошла пару метров по автомобильной части, но она с детства панически боялась машин. Тем более как раз в этом месте был пригорок, мешающий увидеть выезжающую из-под него машину. Да и все равно Зоя бы не вышла ни за что на проезжую часть – воспоминания о том случае, когда она маленькая переходила дорогу с пьяным отцом, не давали ей этого сделать. Он как раз объявился и стал проявлять заботу. Приходил чуть не каждый день и уводил Зою то в кафе, то на детскую площадку, где ей было неинтересно. Они только что вышли из кафе, где Зоя ела мороженое, а он пил кислое вино. Стояли на трамвайных путях, пережидали, когда проедут машины и можно будет перейти вторую часть дороги. Зоя почему-то боялась, что машины вдруг поедут по путям, или трамвай вынырнет откуда-то. Отец, словно чувствуя ее страх, говорил: «Не бойся, они по трамвайным не ездят!» От него противно пахло и немного пошатывало, прохожие беззастенчиво пялились на них, особенно дети. Зоя очень стеснялась стоять с ним, да и не верила ему. Она знала, что надо спасаться, что на него надежды нет никакой. Резко выдернув свою руку из его потной и противно пахнущей руки, она перебежала дорогу прямо перед огромным КАМАЗом… Зою вывел из транса истошный крик сумасшедшей, которая стояла, уперев руки в бока, и пристально смотрела на нее: