– Ты их убила, ты их убила!
«Вот был бы нож – так бы и пырнула ее», – со злостью подумала Зоя. Она повернулась боком и буквально протиснулась между выставленным вперед локтем сумасшедшей и концом пешеходной части. Протиснувшись, прибавила шагу. Но сумасшедшая догнала ее и зловеще затараторила:
– Конец света, конец света, конец света! Скоро, скоро, скоро!
А потом снова заголосила:
– Ты их убила! Ты!
Зое стало страшно. Она остановилась и заставила себя посмотреть в глаза женщине. В руках ее была авоська с вонючим тряпьем. Одежда, которая была на ней, тоже не отличалась аккуратностью. Сумасшедшая смотрела на нее то бессмысленно, то злобно, то осуждающе, то как капризный ребенок, которого не угостили мороженым – каждое мгновение это был разный взгляд, разная эмоция. Вдобавок ее тело содрогалось, она постоянно что-то мямлила. Зоя отвела взгляд, ей было почему-то стыдно. Ей казалось, что эта несчастная знала о ней все, что от нее невозможно скрыть то, что она скрывала от других… Через мгновение Зоя снова посмотрела ей прямо в глаза и спросила дрожащим голосом:
– Кого? Кого я убила?
– Деток моих, – жалобно и надрывно промямлила сумасшедшая. Она горько плакала, слезы стекали по ее искаженному гримасой лицу, изборожденному глубокими морщинами, которые подчеркивал сильный загар – видать, она много времени проводила на солнце. Сказав это, она задрожала всем телом. Зое стало страшно.
Она отвернулась и вдруг тоже зарыдала. Сумасшедшая, резко перестав плакать, подошла к ней и спросила ровным голосом:
– Почему ты так любишь убивать? Вот, и меня бы убила, да нечем. Хочешь задушить?
Зоя посмотрела на нее сквозь слезы и поняла, что да, она хотела бы ее убить, убила бы уже давно, да нечем. Но задушить ее она не могла – ей претил контакт с кожей, с человеческим. И еще она поняла, что кроме стремления оказаться в телевизоре и желания убивать в ней больше не было ничего, совершенно ничего. Ну, и еще жратва…
– Ах ты, бедненькая моя! – неожиданно ласково сказала сумасшедшая и добавила:
– Как же мне тебя жалко-то!
Но уже через мгновение, зло посмотрев на Зою и словно прочитав ее мысли, она выкрикнула ей в лицо:
– Не жалко, не жалко, не жалко! Убийца тщеславная! В ящик хочешь, да? А хуй тебе, хуй, хуй! Не будет тебе никакого ящика! Не будет!
И поднесла к ее лицу сморщенные загорелые и чумазые кулачки. Зоя смотрела на нее, и ее заплаканные глаза были полны злобы и ненависти. Как ей хотелось ее убить! Оставив наконец Зою в покое, сумасшедшая пошла прочь, что-то бормоча себе под нос.
Зоя хотела спать,
но на улице алкаши затеяли потасовку. Через пять минут они угомонились, но сон от этого как рукой сняло. Зоя лежала и вспоминала всякую ерунду: как тогда, в детстве, она зарыдала и напугала Макса с Юлькой. Как расправлялась с теми жлобами. С тем, кто ее толкнул и обматерил, и с тем, кто хотел изнасиловать. И с другими еще… И как она в суд ходила, и никто ей не поверил. А было ли все это? Не плод ли ее больного ума эти попытки убийства и разговор с сумасшедшей? Каждый раз Зоя отвечала по-разному. Иногда она еще и представляла себя героиней ток-шоу: вот к ней подходит тот хлыщ телеведущий, задает вопросы… А она сидит, непричесанная, плохо одетая – ей плевать, и она отвечает невпопад.
Зое всегда хотелось славы
– хоть на несколько минут. Она была готова отдать все, лишь бы попасть в телевизионное шоу. Но как это сделать? Может, написать им про себя? «Я, Зоя Никанорова, совершила преступление, но меня никто не ловит…»
В ту ночь
Зоя заснула лишь около трех часов. Перед самым пробуждением ей приснился чудесный сон: она была героиней популярнейшего ток-шоу «Скандалы и расследования». Расфуфыренный ведущий, пахнущий дорогим парфюмом и одетый в безукоризненно сидящий костюм, кричал и бесновался:
– Вы понимаете, что вы сделали? Вы хоть это осознаете? Вам стыдно? Ну, скажите же!
А Зое было все равно. Она сидела в красивом платье, с прической, накрашенная, радуясь тому, что смогла так довести этого франта. Но главное, ее снимали несколько телекамер, на нее смотрела вся страна. И на нее даже пялились мужики в студии – впервые она ощутила в себе слабые сексуальные вибрации, которых бежала всю жизнь. Это был самый счастливый момент в ее жизни, наивысшая точка блаженства. Вся ее остальная жизнь до этого события не представляла никакой ценности. И все, что будет после, будет лишь слабым отблеском того, что она переживала в тот момент. И если б она упала замертво в лучах софитов, она была бы счастлива.