— Ха, ты сама для любого счастье готовое! Ей-богу, Волошина, я еще не видел таких: одни достоинства в тебе и никаких недостатков. Даже кашу на пустой воде вкусно варишь. И шалаш вот строить умеешь. Аж страшно с тобой, робею!
— Это ты по молодости, — утешала Вера. — Все-таки три года между нами. А повзрослеешь и привыкнешь, притерпишься.
— Правда, Волошина, давай поженимся! — Проворов вроде бы продолжал дурачиться, а глаза были серьезные и голос звучал непривычно скованно. — Знаю, не найду лучше тебя. С какой бы ни обвенчался, ты все равно перед глазами маячить будешь. Как образец. Так что не порть молодую жизнь, соглашайся.
— Ты сперва у мамы разрешения спроси.
— Нет у меня ни мамы, ни папы, кума-лиса! Детдомовский я. Дозволений не требуется.
— Вот оно что, — посерьезнела Вера. — Поздно хватился. Жених у меня есть. На фронте он.
— Ну, дай ему бог, как говорится, доброго здоровья, чтобы ни пулей, ни осколком! Только жених — это еще не муж. Глядишь, пока война кончится, другую найдет. Или ты его позабудешь.
— Я надежная, — улыбнулась Вера.
— Мало ли что. Все равно сразу после войны сватов пришлю. Тогда выбирай…
Борис Крайнов посмеивался, слушая Павла, сам работал споро, без отдыха. Ему помогали Зоя и Клава Милорадова — неумехи в лесном деле.
У запасливых ярославцев были с собой топорики. Борис срубил два крепких кола — рогульки, заострил, вбил в землю. Поместил сверху перекладину — матку. От нее пошли скаты вправо и влево. На суковатые поперечины ложились продольные жерди, а на них девушки навешивали еловый лапник. Ветку на ветку во много слоев. «Как перья у птицы», — сравнила Зоя.
Внутри сделали настил из нетолстых стволов, а сверху тоже навалили елового лапника. Уютно, мягко и запах — хвойный настой! Всего возвели четыре шалаша. Оборудовали кухню под старой елью с густой кроной. Для топки Крайнов велел использовать только бездымный сухой хворост.
Это место Борис разыскал в такой глухомани, куда и в мирное время люди попадали, наверно, не каждый год. С двух сторон — непролазно заросшие волчьи овраги. Ни тропы, ни дороги вблизи. Посреди старого леса — молодая еловая крепь, столь густая, что вроде бы и не продерешься. Вот в этой крепи и разместился отряд на большой привал. До фронта далековато, канонада слышалась лишь утром, да и то слабо. Борис рассчитывал, что вымотавшиеся люди смогут, наконец, отдохнуть, восстановить силы.
Одна беда — не было поблизости текучей воды. Ребята бегали с котелками за километр, где сочился в низине хилый ручеек, заледеневший почти до дна, хотя и морозов-то настоящих еще не было. Продукты, взятые в поход, давно кончились бы, но выручили «трофеи», захваченные Проворовым еще в первый день; помогли растянуть полуголодный паек.
После оттепелей, зеленые «непромокаемые» валенки у всех разбрюзгли, разъехались, подошвы протерлись до дыр, высовывались пальцы. Валенки пытались привести в порядок. Нашлись иголки, суровые нитки. Изрезали на общее дело один вещевой мешок. Кто-то даже обкорнал полы своей шинели, чтобы обшить обувку. Шинель так-сяк, ватные брюки спасают от холода, а с остывшими ногами враз пропадешь.
Вера Волошина и Аля Воронина осмотрели, какие у кого потертости, ранки, царапины. Смазали йодом, наложили повязки, где нужно. Когда Вера обрабатывала Павлу рассеченную веткой бровь, он опять не удержался от шутки:
— И по этой части ты мастерица, Волошина! Ты хоть скажи заранее, чего ты делать-то не умеешь?
— У меня мама медик, стыдно было бы элементарных вещей не знать, — улыбнулась она.
Наконец завершены были все работы по оборудованию лагеря, люди впервые за несколько дней поели горячего. Борис Крайнов собрал бойцов возле костра. Сидел без шапки, расстегнув телогрейку: лобастый, спокойно-сдержанный. Заговорил короткими, четкими фразами:
— Задачу свою выполнили. Взрывчатки мало, продукты кончаются. Имеем право вернуться. Но целесообразно ли ходить туда-сюда через фронт? Предлагаю: послать связного. Пусть командование решит. Мы еще способны действовать. — Помолчав, добавил: — Раз уж мы тут, надо использовать все возможности. Так я думаю… Кто что скажет?
Бойцы молчали. Зоя, глядя на усталые, темные, осунувшиеся лица товарищей, подумала, что измотались они все очень. Сколько уж дней на холоде. Спали урывками, вповалку. Хоть бы наесться разочек как следует, досыта. А главное — помыться. Много времени не снимали они одежду, задубевшую от пота и грязи, пропахшую дымом костров. Переодеться бы в чистое и лечь, вытянувшись, спокойно. Только об этом ли рассуждать сейчас! От их лагеря до Москвы, до мамы — два суточных перехода. Фашисты ближе к столице, чем Зоя.