Запах дыма, принесенный ветром, насторожил Волошину. Поблизости жилье, люди! Но дым странный какой-то: солома вроде горит или сено?
Приказав разведчикам ждать, Волошина и Голубев осторожно пошли вперед, держа оружие наготове. Увидели отблеск огня, притаились за деревьями. Строения на поляне были полуразрушены, крыши провалены. Уцелела лишь небольшая избушка, хотя и на ней сбита труба, вместо двери зиял черный провал, из которого полз дым. Иногда провал освещался вспышками пламени, какие-то тени колебались внутри дома.
«Не фашисты, — решила Вера. — Немцы в холодном доме в лесу не будут сидеть. Да и часового бы выставили».
— Жители, — тихо произнес Голубев. — Или окруженцы.
Человек в красноармейской шинели, в пилотке, натянутой на уши, выскочил из дома. Ноги в обмотках — как палки. Знобко ему было в ботиночках на снегу. Схватил несколько сухих веток, охапку соломы — и скорее обратно. Ярче озарился дверной проем.
— Крикнем? — предложила Вера.
— Давай ты. Женского голоса не испугаются.
— А ты гранату приготовь… — Волошина выдвинулась из-за дерева: — Эгей, в доме! Вы кто?
Тишина. Приглушенная команда. Огонь метнулся испуганно и погас, будто прикрыли его чем-то. Из окна высунулся ствол винтовки.
— Вы кто? — повторила Вера.
— А ты? — раздался молодой срывающийся голос. — Ты сама кто?
— Я советская!
— Мы тоже!
— Выйди один, поговорим.
Долгая пауза. Потом тот же ломкий неуверенный голос:
— И ты одна?
— Вот иду, видишь? — Вера тряхнула головой и, улыбаясь, шагнула к дому. Навстречу ей — невысокий военный в туго перетянутой шинели, в больших разбитых сапогах. Танковый шлем сдвинут на затылок, лицо совсем юное, бледное. Худющее — один нос торчит. На скуле — запекшаяся кровь.
— Здравствуй, — сказала Вера, сразу почувствовав расположение и жалость к мальчику-танкисту, наверное, городскому жителю, очутившемуся в холодном враждебном лесу без своих командиров. — Окруженцы, что ли?
— Ага.
— Издалека?
— Издали, — сокрушенно вздохнул танкист, уловив сочувствие и теплоту в голосе высокой красивой женщины. — От самой Вязьмы идем. Оборвались, оголодали. Два дня во рту ничего не было. Греемся тут, а что дальше — не знаем. Куда ни ткнись — немцы. Говорят, уже Москву взяли!
— Кто говорит?
— В деревню мы завернули третьеводни…
— И уши развесили! Фашисты нарочно слухи пускают. Москва наша, фронт по Наре проходит. Мы недавно оттуда.
— Партизаны?
— Вроде этого.
Пока они разговаривали, вокруг собрались разведчики, вышли из дома красноармейцы.
— Что же вы так, без охраны, — сказал Голубев. — Неровен час…
— А, ничего, — махнул рукой танкист. — Немцы только по дорогам, тем более в такую метель. Да и чем охранять: две винтовки и пять патронов на всех.
— Остальное оружие где? Побросали?
— Так уж получилось, — с горечью ответил танкист, и Вера опять пожалела этого мальчишку, попавшего в огонь войны, вероятно, прямо со школьной скамьи.
— Братцы, — сказала она своим. — Дайте им поесть. Все, что осталось.
Наташа Самойлович выложила банку консервов. У Али Ворониной нашлось немного крупы. Снова развели огонь в доме, набили в котелки снега. Необычайно вкусной показалась всем каша. Хоть и понемногу — а поддержка. Потом выпили кипятку с крошками шоколада.
— Мы теперь с вами, ладно? — спросил танкист, заглядывая в лицо Волошиной.
— У нас свои дела.
— И мы тоже. Верно, товарищи? — обратился он к красноармейцам.
— Точно!
— Помогнем в чем надо!
— Куда же мы одни?
— Слышите, слышите? — обрадоваино кивал танкист. — Не сомневайтесь!
— А кто вас знает! — жестко сказала Наташа Самойлович.
— Как это кто? — У танкиста дрогнул голос. — Воевали, пока могли. Не подведем, не думай!
— Видите ли, товарищи, — примирительно заговорила Волошина. — Мы ведь не на прогулке здесь. И не от немцев бегаем. У нас есть задание. Выполним его — тогда будем пробиваться к своим.
— Нам бы тоже немца бить, да не знаем как.
— Учтите, дисциплина у нас строгая, сознательная. Никаких вольностей, никаких нарушений, никакого нытья. Хотите с нами — соблюдайте наши порядки.
— Конечно, — сказал танкист, и красноармейцы поддержали его:
— Разве мыслимо без дисциплины?!
— Эх, нам бы только через фронт!
Волошина повернулась к разведчикам:
— Ну что? Вместе будем?
— Пусть идут. Но только… — Наташа Самойлович хлопнула рукой по кобуре нагана, — только пусть помнят: нарушил приказ — расстрел на месте. Без церемоний.