В тот день, в день смерти Зои, бойцы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса отбросили фашистов на четыре километра от Каширы. Всего на четыре. Но это были первые необратимые километры на том многотрудном пути, который предстояло преодолеть от Подмосковья до гитлеровской столицы.
Может, сумела Зоя увидеть все это, и не исказилось чело ее гримасой боли, и ушла она со строгим спокойным лицом!
Так, трагической осенью сорок первого года, начиналась победная весна сорок пятого.
Эпилог
Борис Крайнов ждал трое суток, надеясь, что кто-нибудь из разведчиков возвратится в лагерь. Не осталось никаких продуктов. Последние сухари и крошки шоколада отдали Проворову, чтобы скорее окреп после болезни. Остальным — несколько мороженых картофелин в день: их удалось выкопать на неубранном огороде под носом у немцев.
Не пришла Зоя. Не возвратились Клава Милорадова и Лида Булгина. Не давала знать о себе Волошина.
Пора было уходить.
В лагере оставили на всякий случай котелок, сухие дрова для костра. В сумерках Борис построил людей, объяснил задачу. Изменив всегдашнему правилу, командир поставил на этот раз направляющим Павла Проворова. Он хорошо знал дорогу. А главное, темп в пути должен был задавать самый слабый. Борис же мог оказать помощь тому, кто начнет отставать, вот и пошел последним.
Короткая цепочка — шесть человек — углубилась в ночной лес.
Саперы 32-й дивизии Павлов и Карганов из числа тех, кто две недели назад переправлял через фронт отряд разведчиков, получили в самом конце ноября особое задание. Они дежурили возле электрофугасов, заложенных на шоссе Наро-Фоминск — Кубинка, на подступах к деревне Акулово, близ южного края обширной акуловской поляны. Приказано было сидеть, ждать. Появятся фашистские танки и машины — пропустить разведку и взорвать малый трехсоткилограммовый заряд. На шоссе возникнет пробка, вот тут-то и дать ток на главный, в полтонны, фугас.
Но, может, фашисты и не появятся, не прорвутся через передний край. Однако командир особо предупредил: никакие «может» не в счет. Следить за дорогой круглые сутки, чтобы не прозевать врага. Один отдыхает, другой смотрит. На третий день сквозь дальние выстрелы и разрывы стало слышно: гудит что-то в лесу. Все ближе и громче.
— Смотри! — толкнул Карганова приятель. — Идут!
Шесть черных танков осторожно выползли из-за поворота. Двигались медленно, будто прощупывали гусеницами дорогу. Люк головной машины был откинут. Офицер, высунувшись до пояса, разглядывал окрестности в большой бинокль.
Гул моторов усиливался. Из леса появилась голова колонны. Густо, с малыми интервалами, шли по шоссе танки, бронетранспортеры, грузовики с пехотой. Такая силища катилась на Акулово — не удержать!
Павлов сбросил рукавицы, по-плотницки плюнул на ладони, осторожно включил в аппарат провода малого фугаса. Побледневший Карганов вертел головой и кивал — торопил товарища: давай, мол, давай!
Малый фугас взорвался под первым танком, поставив его на дыбы. Офицер, выброшенный взрывом, далеко отлетел в сторону, как кукла с тряпичными болтающимися руками и ногами.
Второй танк, сунувшись носом в воронку, беспомощно задрал корму, над которой, густея, заклубился дым. Но саперы больше не смотрели туда. Они наблюдали за колонной. Головные танки и грузовики остановились, на них, замедляя ход, напирали другие: тормозили, сворачивали, застывали впритык. Колонна сжалась, будто пружина, как раз над тем местом, где лежали пятьсот килограммов взрывчатки.
— Чего ты! Давай! — не выдержал Карганов. Взрыв страшной силы потряс округу. Воздушная волна пригнула деревья. От зияющей ямы — воронки бежали в разные стороны вражеские солдаты.
Карганов сунул в ухо указательный палец — оглушило. У Павлова струилась из носа кровь.
Захватив аппаратуру, саперы через кустарник поспешили к лесу. Под прикрытием деревьев остановились, передохнуть. Раздвинув кусты, на прогалину вышел светловолосый парень. Чуть сзади — рослая девушка с наганом в руке. Лица темные, обмороженные. Щеки ввалились. Шинели прожженные, закопченные, изодранные в клочья. На ногах опорки, связанные бечевкой и проволокой. Но оружие держали крепко. Взгляд у парня проницательно-жесткий.
— Свои мы, — хрипло произнес он. — Проводите к командиру.