— Взяли все-таки город, — сказал он. — Гоним немцев. Подумайте, товарищ полковник, как бы мы их сейчас погнали, если бы у нас была кадровая дивизия, полнокомплектная, с которой войну начинали.
— Такая, с какой войну начинали? — переспросил Проценко. — Нет, Анатолий Дмитриевич, не правы вы. С такой дивизией медленнее бы сейчас гнали немцев. Хорошая была дивизия, но та, что сейчас у нас с вами, — лучше. И мы с вами лучше, и командиры наши лучше.
— Ну, та все-таки кадровая была, — сказал Шеповалов.
— Это тоже кадровая, — ответил Проценко. — Еще более кадровая, чем та. — Он показал пальцем на улицу, по которой проходили войска. — Вот и мы с вами, и они — все, кто есть, теперь с университетским образованием, а войну начинали только со школьным, потому что все довоенное — это школа, а университет — война, только война. Вы так говорите, Анатолий Дмитриевич, потому, что в начале войны из запаса пришли и сами себя не цените: все вам кажется, что вы еще немного штатский человек. А вы сейчас самый что ни на есть кадровый — более кадровый, чем я сам в начале войны был, хоть до этого пятнадцать лет в армии пробарабанил. Ну что же, — добавил он уже другим, официальным тоном, — подыскивайте помещение для штаба. Распоряжайтесь преследованием. Мне сейчас Вася квартиру найдет, я лягу до вечера.
С подъехавшего грузовика соскочил майор Гвоздев и, подбежав к Проценко, отрапортовал. Проценко, усталым движением поднеся руку к козырьку, посмотрел на его сапоги. Гвоздев весело кивнул на грузовик.
— Первую партию привез, — сказал он. — На плечах вытащили.
— А где остальные? — спросил Проценко.
— К ночи будут.
— Хорошо. Можете идти. Ну, — повернулся он к подошедшему Васе, — нашел квартиру?
— Нашел, товарищ полковник! И кровать для вас застелена.
— Вечером проведай меня, Анатолий Дмитриевич, — сказал Проценко Шеповалову, усаживаясь поудобнее в машину и запахивая бурку.
Он посмотрел вверх, на разорванные белые облачка, на начинавшее голубеть небо, и добавил:
— Я к вечеру поднимусь; наверное, лучше станет. Уж больно погода сегодня хорошая.