Наш мозг состоит из миллиардов клеток, называемых нейронами, которые объединены между собой триллионами взаимосвязей. Эти взаимосвязи образуют в мозге электрическую и химическую системы — сложные, тонкие, формирующиеся нашим опытом и общением с другими людьми. Именно благодаря тому, что на протяжении всей жизни мы общаемся с окружающими, наш мозг может развиваться до глубокой старости.
Этот удивительный орган контролирует и регулирует все происходящее в нашем теле и разуме, вплоть до мельчайших деталей, в том числе и процессы, отвечающие за продление нашей жизни. Составляя всего 2% массы тела, мозг потребляет 20-30% энергии! Если обеспечение энергией прерывается хотя бы на мгновение, человеку грозит обморок (а то и кое-что похуже, если кровоток не возобновится достаточно быстро). Кроме того, мозг дает нам возможность порождать и выражать идеи. Он помогает реагировать на мир вокруг нас. Но самая важная функция этого органа состоит в том, чтобы создавать глубокие, наполненные любовью и длительные отношения, которые придают жизни смысл и цель.
Когда мы стареем, наш мозг становится другим. Во второй половине жизни его быстродействие снижается, и мы замечаем это, когда не можем сразу вспомнить слово или с трудом учим что-то новое. Но мы можем влиять на то, как меняется наш мозг, чтобы сберечь хотя бы долю его юношеского напора и укрепить другие его свойства, компенсируя неминуемое замедление. Если мы хотим сохранить в пожилом возрасте остроту ума и восприятия, нам следует уделять мозгу не меньше внимания, чем сердцу, коже, мышцам и иным частям тела. И тогда нам не придется испытать смятение — или, хуже того, страх — при появлении первых признаков того, что наш мозг меняется.
Что это — Альцгеймер?
Брайану было за 60, когда он задал короткий вопрос, страшащий всех людей пожилого возраста: «Что это — Альцгеймер?» На эту мысль его навели изменения в его ментальных способностях, произошедшие в последние несколько лет. Например, ему стало труднее выискивать в памяти имена, названия мест, события. Нужные слова будто вертелись на кончике языка, но оставались неуловимыми. Беседуя с группой людей, он не всегда мог уследить за свободно текущим разговором и то просил, чтобы ему что-то повторили, то вовсе терял нить беседы и стоял среди собеседников словно чужак, ничего не понимая. Еще он начал замечать, что стал рассеянным: все чаще случалось так, что, войдя в какую-то комнату своего дома, он не мог вспомнить, зачем отправился туда. Но Брайан не знал, что с точно такими же явлениями сталкивается множество людей его возраста или старше и что зачастую явления эти вызваны сменой режима работы мозга и не имеют ничего общего со столь пугающей всех болезнью Альцгеймера!
Авторам довелось обследовать тысячи 60-, 70- и 80-летних пациентов, и каждый день они сталкивались со страхами вроде тех, что беспокоили Брайана. В нашей культуре старение и смерть — страшная перспектива, и свидетельством тому служат миллиарды долларов, потраченные в поисках источника вечной молодости. Однако Брайан не просто страшился умереть: его пугало то, как он умрет в случае, если у него диагностируют болезнь Альцгеймера, которая приводит к медленному угасанию умственных и физических функций. Ослабление памяти может быть предвестником печального будущего, и страх перед ним разделяют многие из нас.
Едва замаячит на горизонте размеренный, менее изнуряющий темп жизни, едва минуют непростые годы воспитания детей или построения карьеры, едва появится надежда на более спокойные удовольствия, как в людях вроде Брайана просыпается страх, что их мечты будут разрушены спадом умственных способностей. Он выразил его так: «Как будто мой собственный мозг предает меня».
К счастью, на короткий тревожный вопрос Брайана был дан столь же короткий, но утешительный ответ: «Это не Альцгеймер». (И такой ответ звучит гораздо чаще, чем вы могли бы подумать.) У Брайана будто гора с плеч свалилась. Но потом на смену чувству облегчения пришли новые вопросы: «Если это не Альцгеймер, то что происходит? Почему я так изменился? Можно ли что-то с этим поделать, и если да, то что?»
Хотя страхи Брайана выражались прямым вопросом, требующим однозначного ответа, — «У меня есть Альцгеймер или нет?», суть проблемы тоньше. Если называть вещи своими именами, то на самом деле Брайан спрашивал вот о чем: «Это конец?»