В ожидании Бакоа мы с Тилвасом разошлись по своим комнатам.
Когда ты вор или авантюрист по профессии, ты очень ценишь комфорт, потому что знаешь, что в любой момент он может смениться жесткими нарами. Так что я предпочла потратить свободное время на заботу о своем теле.
Я постирала одежду, потом, воспользовавшись одноразовым гостиничным наборчиком для шитья, слегка улучшила ее под себя — ведь это, напоминаю, были бедняцкие шмотки из горного сарая. Потом я сама долго распаривалась в большой деревянной ванной на волчьих ножках, смывая с себя грязь и пот. Когда я вылезла, вся комната была затянута густым молочным паром. Я ладонью протерла зеркало и, открыв рот, старательно подкрасила губы помадой, стащенной в обеденном зале у какой-то девицы.
Теперь надо было одеться, конечно же.
Но вдруг за окном ливанул дождь. Такой шумный, сильный — настоящий весенний ливень, да еще и с грозой. Раскаты грома пришли внезапно, будто выплыли откуда-то из-за горизонта и разом обрушились на весь лес и таверну.
Я застыла перед зеркалом с помадой наперевес.
Нет. Я не боюсь грозы. Или почти не боюсь — мозгом. Или сердцем. Или где там живет страх.
Но от грозы у меня начинают мгновенно и страшно болеть старые раны…
Я выругалась, отвернулась от зеркала и через плечо долгим взглядом окинула свои лопатки и поясницу.
Да уж…
Спина у меня, конечно, отстой.
Мою кожу от плечей и вниз покрывают золотые узоры татуировки: странные, кривые вязи, в один момент обрывающиеся, незаконченные.
Вообще, я не люблю татуировки. Терпеть не могу. В Шэрхенмисте наколками клеймят людей двух типов: пойманных преступников и госслужащих. По мне так и то, и то — не очень завидная судьба. Но то, что прячется под моей татуировкой — еще хуже, чем золотая краска…
Шрамы. Много выпуклых страшных шрамов в виде непонятных символов, которые не удалось свести ни одному из подпольных лекарей — поэтому я «забила» их контуры поверху татуировкой. Что не мешает шрамам болеть во время грозы, горячеть и саднить, как свежая рана.
Тот самый шифр, который я так хочу — и боюсь — разгадать.
Я открыла кран с ледяной водой и, сцепив зубы, начала прижимать мокрые холодные ладони к коже, стараясь остудить ее. Вскоре стало полегче.
В комнату постучались. Я завернулась в полотенце и пошлепала открывать.
— Твоя агрессивная любовь прискакала: ждет внизу и бьет копытом, — отрапортовал Талвани, оказавшийся на пороге.
Аристократ тоже явно прихорошился и приоделся. Мокрые после душа каштановые волосы слегка завивались. Он окинул меня в полотенце заинтригованным взглядом, а потом — то ли вспомнив о приличиях, то ли заскучав, — перевел глаза куда-то мне за спину. На мгновение в его лице скользнуло удивление, но он тотчас тщательно его потушил.
Что там? Увидел весь арсенал моих магических свитков, разбросанных по столу, и в кои-то веки впечатлился?
— Сейчас спущусь, — кивнула я артефактору и захлопнула дверь.
Но обернувшись, я поняла, что Талвани смотрел не на свитки, а на зеркало в дальнем конце комнаты. И в зеркале этом минуту назад отражалась моя татуированная спина.
Хм.
Глава 8. В таверне у Ричарда
Кошкоглавые — один из народов Лайонассы. По большей части живут на южных территориях Иджикаяна и в северных городах Шэрхенмисты. Худшее оскорбление: наступить кошкоглавому на хвост или неожиданно брызнуть в него водой.
Вскоре мы втроем сидели в самом темном углу таверны.
Таверна Ричарда — это на самом деле, целый комплекс из четырех домиков-гостиниц. На первом этаже каждого расположен зал для еды и увеселений, на втором и третьем этажах — спальни. Здесь бывает публика всех сортов, потому что это самое крупное заведение на Рассветном тракте — таверну видно издалека, а для уставших путников это зачастую главный показатель успеха и одобрения.
Сам Ричард — кошкоглавый толстяк в расшитом алом халате, приехавший из пустынь Иджикаяна — славился тем, что каждый вечер величаво обходил свои владения, дом за домом, что-то гортанно урча и подергивая кисточками на ушах. Сегодня мы уже успели лицезреть это зрелище: ало-оранжевый томный кот, плавуче рассекающий замершую толпу постояльцев... И потом также гордо исчезающий во тьме. Мне кажется, Ричард в такие моменты чувствует себя примой столичной оперы.
Может, ради таких моментов он и живет.
Сейчас зал был забит посетителями, официанты шустро сновали туда-сюда. Остро пахло жареным луком и копченым мясом, симпатичная барменша щедро наливала всем сливовое вино из прозрачного кувшина. Сквозь стекло было видно, как буро-лиловые плоды болтаются там, сталкиваясь и медленно расплываясь по сторонам.