Я принялся снова разглядывать под лупой рисунок плетенки. Попытался увидеть его под другим углом – как путь, траекторию движения. Вот эта петля – здесь можно было бы крутануть на месте волчка, – и сразу уход влево. А потом что, присед? Скорее всего присед, и тогда он будет выглядеть на рисунке вот таким образом: одна линия ныряет под другую. Клинок обороняющегося ныряет под клинок атакующего... Вектор одного бойца ныряет под вектор другого...
Прыжки – заостренные пики, линия как будто взмывает ввысь. На фоне сложного узора, составленного плавными закругленными линиями, просматривался другой – четкий геометрический квадрат, вплетающийся в его ткань, в его плоть. Прошивающий его слева направо и сверху вниз. Плотность линий в зоне квадрата была много выше, чем в других участках узора.
Я перешел в Мастерскую. Затеплились, мерцая, свечи – все двенадцать. Тени испуганно попрятались по углам, тишина настороженно ждала – что будет дальше? Кинжал я пока положил на столик, рядом с его более крупным собратом. Дагг-Ош держал в ножнах перед глазами.
Осторожно провел пальцами по одной ленте-змее, завивая спираль. В теле отозвалась легкая вибрация. Под ложечкой дрогнуло нежно и трепетно, как робкий огонек свечи. Я скользнул пальцами по орнаменту еще раз, надавил чуть сильнее, вздохнул глубоко и услышал...
Тугими горячими ударами ритм начал пульсировать в животе, солнечном сплетении, отдавался в позвоночник. Теперь не нужен был метроном, ритм и размер жили во мне, их подарил мне Дагг-Ош.
Клинок, вжикнув, покинул свое обиталище. Ножны я держал перед глазами, пришло время попрактиковаться. Я мысленно наметил себе квадрат три на три метра и двинулся по периметру, стараясь попадать в ритм, заданный клинком. Шаг получался легким, как бы скользящим, стремящимся перейти то ли в бег, то ли в полет!
А если представить себе линии узора как энергетические каналы, тогда их пересечения есть не что иное, как опорные точки! Я тут же попытался проверить догадку и двинулся по диагонали. В один вдох я оказался на другом конце мысленно очерченной фигуры, как по камушкам через ручей – раз, два, и там! Вот так-так! Кто мог знать, что такое перемещение возможно?
Неожиданно в голову пришла мысль, и я тут же ее проверил: провел по второй ленте-змее подушечками пальцев. Характер движения сразу стал другим, более вязким, тягучим, шаги как будто растянулись. Какое-то время я двигался этим замедленным растянутым шагом, но, вспомнив предыдущий ритм, сразу перешел на скользяще-летящий шаг. Вот как резко можно менять ритм и скорость, спасибо тебе, Дагг-Ош!
С квадратом стало ясно, а основной округлый узор, несущий квадрат в своем теле? Если приглядеться внимательнее, создается впечатление, что это одна замкнутая линия. Я попробовал двигаться, выдерживая ее рисунок. Ничего не получилось, квадрат и закругленный узор не сочетались...
Пришлось присесть на ковер, подогнув ноги по-турецки, и более внимательно рассмотреть орнамент. Через некоторое время я пришел к выводу, что линий всё-таки две. В любом случае в каждом конкретном фрагменте узора линию можно рассматривать как взаимоотношение двух пересекающихся извилистых отрезков. Тогда весь рисунок можно разложить на ряд законченных фрагментов, неких узловых ситуаций, связанных между собой в один большой узор. Теперь у меня потел не только лоб – всё тело.
Я встал и еще раз попробовал двигаться по линии, изображенной на орнаменте, шаг за шагом. Ничего не получалось, я сбивался, даже ритм стал чувствовать хуже. Надо было что-то менять, и я изменил. Отложил ножны на столик, где пребывали старый верный кинжал и метроном, взял в левую руку Дагга-Оззи, стал в середину зала. Вдох и выдох... Прикрыть глаза... Отрешиться от всего земного... Дать свободу мышцам... Раз, два, три – я раскинул руки с клинками в стороны, как будто хотел обнять весь мир...
Это был танец. Может, снаружи он выглядел иначе – без привычных фуэте, ан деданов и падеша. Может быть, внешне это были прыжки с парой клинков в руках, хаотичные и бессвязные. А может, яркие взлеты и плавные глиссады – я этого не знал. Я ничего не знал и не чувствовал, кроме внутренней гармонии.
Не видел Мастерской, трепетных огоньков свечей и удивленных гримас теней по углам. Не чувствовал ковра под босыми ногами, движения воздуха, не слышал звуков, если таковые где-то и раздавались. Мои руки, движимые коловращением клинков, двигались в одном ритме. Ноги, направляемые линей узора, переступали и перешагивали в другом. Тело же, опираясь на крылья оружейной пары, подбрасываемое в опорных точках, запечатленных в орнаменте, парило над землей, над миром, над переплетениями чужих судеб.