– Где Корг? – спросил я, глядя ему в лицо.
Патрон слегка запнулся, на секунду вильнул взглядом, но потом отчеканил, более не отводя глаз:
– Вчера после проведения процедуры Корг впал в глубокое беспамятство, а еще через два часа, не приходя в сознание, умер. У него было больное сердце. Что послужило причиной столь тяжелого приступа, врачи определить затрудняются. Но вы не придумывайте себе лишнего, Мартин. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, нам с вами надо думать о живых. Рассказывайте.
– А я где?
– Вы? – Господин директор чуть удивленно оглянулся вокруг. – В госпитале Святой Барбары, где же еще. Сказать правду, вы тоже были вчера не в лучшем виде. Вас притащили охранники еле живого и бледного как смерть. Я на своем авто стремглав помчал вас сюда. Здешние врачи просто кудесники – вкололи какое-то снадобье и обещали, что к утру вы будете на ногах. Слава богу, обещание свое они выполнили. А теперь рассказывайте. Чертов гипнотизер не смог связать двух слов. Всё, что удалось у него узнать, – вы стояли над Коргом в напряженной позе, тот вначале рассказывал, потом замолк, а затем началось это буйство. Ну же!..
На благородном лице господина директора отражался жадный интерес с легкой примесью беспокойства.
Говорить про меня, что я уже на ногах, наверное, несколько преждевременно. Но в голове действительно прояснилось, и чувствовал я себя вполне сносно. Сжато, без излишних эмоций, я изложил директору самую суть вчерашнего происшествия. Лицо господина Аусбиндера по ходу повествования вытягивалось всё более, а к концу стало и вовсе обескураженным:
– Вы хотите сказать, что кто-то изменил линию судьбы, построенную Коргом?
– Да, господин директор. Именно это я и хочу сказать.
– Но этого не может быть!
– До вчерашнего дня я тоже так думал…
– Что же мы имеем? – задумчиво промолвил он, справившись с изумлением. – Некто неизвестный подключается к проведению процедуры или воздействует на результат по ее завершении. Может менять направление и знак вектора, смещать линию судьбы, куда ему заблагорассудится… Вы понимаете, что это значит?
Я молчал. Что тут можно сказать? Мои выводы были такими же, а о последствиях страшно помыслить.
– Этот некто сможет управлять людьми. Как бессловесными куклами, как опытный режиссер – актерами. И судя по всему, это только начало, проба пера.
О том, что это не первый случай, он промолчал. И я помалкивал. Как видно, в управлении отделом свои игры. Интриги, борьба интересов… Но я-то уже решил, кому буду помогать с большим рвением. И хоть стремление у нас пока одно на всех – поймать злоумышленника, но не стоит подставлять под удар Еву Марию. Кстати, где она? Мне очень недостает взгляда этих чудесных, табачного цвета глаз. И потом, мы же заключили договор, где же мой верный союзник?
– Мартин! Вы меня слышите? – Голос директора вернул меня к действительности. – Если всё так и обстоит – а у нас пока нет повода сомневаться в этом, – то дело принимает очень неприятный и опасный оборот. Под вопросом дальнейшее существование Агентства.
– Да уж, – поддакнул я. – Ни один оператор не сможет теперь спокойно работать…
– Не говоря уже о том, что применение подобного метода, даже его существование уже само по себе несет величайшую опасность для общества. Вы представляете, что может случиться, если навязать линию судьбы видному политическому деятелю? Это значит навязать ему линию поведения – заставить принимать нужные решения, утверждать необходимые законы. Какую ни возьми сферу – политическую, экономическую, да любую, – можно будет направлять жизнь Республики по своему усмотрению! Что это будут за усмотрения? И чьи? Врагов у государства предостаточно. А криминал? А «двадцать-двенадцать»? Только одних этих… господ хватило бы с головой!
Директор перевел дух и принялся шагать от койки до двери и обратно.
– Такой инструмент управления не должен оставаться в руках злоумышленников. Да вообще в чьих-либо частных руках. – Тут директор слегка замедлил бег и остро глянул на меня из-под излома брови.
Я понял, что в светлой директорской голове оформилась идея: в руках определенных государственных служб такой инструмент находиться просто обязан. Эта мысль лежала на поверхности. Такие работы уже проводились, говорил Стацки, но исследования были признаны негуманными…