-Проклятые стражи!!! – завопил джинн, провернувший знаменитый фокус Феникса, и с размаху всадил в глотку второй статуи длинное лезвие своего любимого кинжала. Будто подавившись пламенем, горгулья выпустила пару клубов дыма пастью, после чего ее голова, видимо под давлением огня, путь которому был прегражден оружием джина, взорвалась, разлетевшись на всю пещеру дымящимися камешками.
Джинн понемногу обрастал кожей, потряхивая руками, будто они его плохо слушались. Спустя миг, перед богиней был совершенно целый и невредимый Гарнанджан, яростно оглядывающийся, и явно ждущий еще хоть одну жертву, на которой можно будет спустить оставшееся после горгулий напряжение. Указательный палец правой руки так и норовил дернуться к курку, а кисть левой – неустанно работала, будто накручивая что-то на лезвие кинжала.
Джинн был совершенно целый…. И, совершенно голый…
-Как ты это сделал?! – Астарта напряженно пыталась понять, как Гарнанджану удалось выжить после такой атаки магическим пламенем, рассчитанным на полное уничтожение кого угодно.
-Ну, сложного мало. Сначала я промахнулся, но потом, приблизительно прикинув, где должна находиться голова этой твари, пальнул, не особо раздумывая. Правда, на тот момент раздумывать мне было еще нечем…. А дальше – просто, выбравшись из пепла, я спокойно всадил клинок своей даги в глотку второй твари. Да что я тебе рассказываю, ты ведь сама все видела! При том, прошу заметить, лучше, чем я. – Искренне улыбнувшись заплаканной женщине, он пожал плечами, и повернулся к «двери», которую сторожили горгульи.
Он не хотел, чтобы Астарта видела сейчас его лицо. Он впервые за многие века увидел в ней не Богиню Хаоса, холодную, расчетливую, жесткую…. Он увидел женщину. Слабую, испуганную женщину, в которую многие тысячелетия назад влюбился….
-Гарнанджан, ты…. Создай себе хоть накидку какую-то, ты же не станешь перед Тройственным Судом, в том, в чем мать родила? – Будто очнувшись от морока, Астарта снова стала собой. Холодной, расчетливой, жесткой.
-Тебя смущает мой внешний вид?! Почему же вчера ты этого не говорила?! – И сам уже придя в себя, джинн вернулся к своим язвительным нападкам.
-Замолчи. Седьмым небом прошу, замолчи. – Ухмылка скользнула по лицу Астарты, и она, обойдя джинна, двинулась к двери.
***
- С чего начнем, госпожа? – голос Хванга, достаточно высокий, с присущей лишь его народу, благородной хрипотцой разошелся шелестящим эхом по лесу.
Вопрос застал врасплох.
Не смотря на то, что Всадница знала цель своего побега – она не знала, каким должен быть первый ее шаг.
Смерть – должна нести смерть.
Но кому?
Магам! В первую очередь – мерзким отродьям, питающимся силой миров, вытягивая все больше, и больше, и больше с каждым днем – рушащим порядок вещей и устоявшийся тысячелетиями порядок круговорота силы.
Самовлюбленные, глупые дети, не способные использовать великий дар, доставшийся от Древних, даже на малейшее дело, полезное хоть кому-то, кроме себя самого.
Оракулы – слишком прозорливы. Гордецы и самодуры, считающие, что знание, которым они обладают – лишь их, и ничье больше. Скупящиеся на ответы, коими полнится их разум, жаждущие поклонения, обожествления, молитв и жертв….
Медиумы – проклятье миров, переходящие меж потоками знаний, веры и откровения – эти на первый взгляд безобидные, растерянные существа – искажают, портят все, до чего достают их дряблые ручонки. Их главное правило – войти в чужой монастырь со своим уставом, и всколыхнуть спокойную жизнь прихожан. Разрушить существующее, чтобы на его месте – был даже не хаос. Просто – ничто.
Анна поднялась, свернула плащ, на котором спала, бросила пару поленьев в костер, за которым всю ночь следил Хванг, еще вчера разъяснивший, что сон ему не нужен, и он будет следить за очагом, пока госпожа отдохнет, и полезла в сумку.
- Вода – в кувшинч-ч-ч-ч-ике. – Моргнув сначала левым глазом, затем правым, Хванг улыбнулся, предоставив на обозрение торчащие из верхней челюсти клыки. – Пока госпожа спала, Хванг словил зайца. – Указав на выделанную тушку, аккуратно уложенную на пне, зеленый спутник Смерти улыбнулся еще шире.