— Не могу, — отказался Козлов, — Петьку надо кормить. Я его и так на голодном пайке держу.
— Ну и вонючая птица, — сморщил нос Яшка. — Ладно, нюхай. А мы со студентом смотаемся. Хоть чистым воздухом человек подышит.
— Грач, а что это ты пепел в тарелку стряхиваешь? — рассердился Козлов.
— А что такого? — удивился Яшка такому чистоплюйству.
— Да нет, ничего. Тарелка-то моя.
— Извини, перепутал.
Звероликий Яшка был частью природы и, как она, врал редко. На следующий день свояк вез его и Руслана на дребезжащем «Жигуленке» доперестроечного возраста по пустынной трассе. Яшка решил с вечера заехать к бабе Вере, переночевать, а с утречка пробурить лунки на заветном месте, о котором под страшным секретом сообщил ему кум, по-видимому, никогда меньше мешка не ловивший.
Вдоль дороги клубами замерзшего тумана тянулись лесополосы, временами надолго исчезая. Их захлестывала волна бесконечного сугроба. На выглядывающих из снега кустах метров через тридцать — пятьдесят сидели сороки. Навстречу лишь однажды попался возок. Лошадка с белой от инея гривой. Возница и дама — в тулупах. Лошадиное и человеческое дыхание смешивается в одно облачко.
Они сошли в том месте, где от основной трассы отходил грейдерок, занесенный снегом. Просто один длинный сплошной сугроб.
— А кто б его чистил? — позабавился удивлением Руслана Яшка. — Его уж который год не чистят. Забытые люди, — кивнул он в мглистую даль, где в печальном одиночестве сжалась, как собака в пургу, утонувшая в снегах деревушка.
Вдоль невидимого под снегом грейдера стояли столбы. Были они без проводов и казались распятиями. Начиналась поземка. И столбы, и далекая деревушка словно висели в воздухе. Даже тропинки не было протоптано к жилью.
Над затерянным миром стоял морозный вечер, разрывающий душу печальной красотой. Грач, привыкший к безмолвию и первобытности пейзажа, медведем торил тропу в глубоком снегу. За плечами — старенький рюкзак, на плече — самодельный ледобур. Чем пристальнее смотрел Руслан из-за Яшкиной спины на деревню, тем большее испытывал беспокойство. Казалось, они шли не по круглой планете, как коза к колышку, привязанной к солнцу, а по маленькому, заснеженному астероиду, бесцельно пронзающему холодные пространства. На этом каменном обломке, кроме деревушки, ничего не было.
— Ни огней не видно, ни дыма, — поделился он своими сомнениями.
— Где не живут, — успокоил его Яшка, — а где керосин и дрова экономят. До тепла еще далеко.
Нет ничего радостнее и одновременно печальнее одинокого собачьего лая в вечерней деревушке. Они шли по сугробам единственной улицы. Все было бело от снега, и только окна темнели. В нежилых домах с выломанными рамами они зияли космической чернотой. Поземка переходила в метель. В акациевом квадрате увидел Руслан пирамидку. Студеный ветер, разрезаемый звездой из листового железа, жалобно скулил. Напротив памятника и стоял дом бабы Веры. С улицы по самые окна он был занесен снегом. Под сугробом были и калитка, и двери, и ворота крытого двора.
— Да нет, — развеял страхи Руслана Грач, — баба Вера с черного входа живет, с огорода.
С переулка через пролом в плетне они вошли в огуречник, но и здесь перед дверью был наметен свежий сугроб. На этот раз заволновался и Грач.
— Может, уехала куда? — предположил Руслан.
— Отсюда одна дорога, — хмуро показал Грач глазами на небо.
Из черной дыры, протертой в заледеневшем окне, за ними следил зеленый недоверчивый, немигающий глаз.
Внутри крытого двора скрипнуло, стукнуло, звякнуло, зашелестело.
— Это каких мне гостей метель намела? — строго спросила из темноты старушка.
— Дров-то до весны хватит? — спросил Грач, прислушиваясь к психоделическим звукам занимающегося в печи пламени.
— Солопову избу дожигаем, — вздохнула баба Вера, — а не хватит, за Симонову примемся. Народу много свои хаты побросало. Не на одну зиму хватит.
— Поди, опять, баба Вера, кашей из отрубей угощать будешь? — грубовато пошутил Грач.
— Да когда я тебя, бесстыдник, отрубями кормила? — обиделась старушка. — Картошки полон погреб. Мешок пшеницы натерла.
— Это как «натерла»? — спросил Яшка, подмигнув Руслану.
— А то не знаешь? — не удосужила его ответом хозяйка, застеснявшись незнакомого человека.
— Баба Вера у нас — что твоя мышка-норушка: по колоску, по колоску — полный ларь натаскала, да ладошками и обшелушила. А это гостинец тебе от кумы.
Грач вытащил из рюкзака кусок сала.