«Милая моя Кира! — написал на обратной стороне открытки суровый и немногословный Петр Шмаков. — Об этой церкви Святой Анны Наполеон сказал: «Если бы я мог, то взял бы ее на ладонь и перенес в Париж». И я говорю: если бы ты позволила взять тебя на руки, то я унес бы тебя хоть на край света, хоть в Париж, хоть в Вильнюс, хоть в Антарктиду. Ну, соглашайся!».
Кира долго рассматривала ажурную, будто вырезанную из кружев, церковь Святой Анны, что стоит на какой-то из улиц Вильнюса, и думала о Петре:
«Может быть, я слишком придирчиво к нему отношусь? Может быть, надо видеть в человеке прежде всего хорошее?..»
Она подошла к зеркалу и оглядела свою тонкую, почти девичью фигуру, лицо, пышные волосы.
«Пока рыцари ради руки и сердца этой вот дамы, — она подмигнула себе в зеркало, — еще обнажают мечи. — И вздохнула: — Пока. Но долго ли так будет?»
День 142-й
Петр тоже не поскупился и о дне своего приезда известил телеграммой. Валерка встречать брата не пошел. Но он тоже, как и Алька, встал в этот день пораньше. Он хорошо помнил строгий наказ Петра о том, что ему, как единственному оставшемуся в доме мужчине, надлежало смотреть за порядком. Особенно в саду. Валерка наказ помнил, а вот насчет порядка — не очень соблюдал. Так хоть в эти часы, перед его приездом, надо поработать. Валерка обошел с корзиной все деревья, собрал падалицу, полил из шланга грядку огурцов, кусты помидоров, на которых уже начали желтеть плоды. Прошел он вдоль всего забора, прежде всего со стороны неглубокой балочки, где можно было незаметно подобраться к саду, отвернуть доску. В заборе Валерка не нашел никаких изъянов, видно, мальчишки еще не знали о сдохшем Буяне.
К тому времени, когда Петр должен был приехать с вокзала, Валерка все успел сделать, даже в комнатах подмел. Пусть брат к чему-нибудь придерется. Не выйдет!
О приезде Петра знала и Кира. От Альки знала. Вообще же после той открытки, где Петр обещал взять ее на руки и отнести в Париж, она полагала, что телеграмму о своем приезде Петр мог бы прислать и ей. Но телеграмма пришла к нему домой и адресована была на имя матери. Что ж, и так правильно. Мать есть мать.
Кира ждала его приезда, готовилась. В комнатах прибрала, дольше обычного сидела перед зеркалом, накручивала волосы, надела нарядное платье — сиреневое, с вырезом на шее — и камень из янтаря на цепочке.
Для Альки ее приготовления не остались незамеченными, и он порадовался за тетю. Еще и потому порадовался, что открытку с изображением церкви Святой Анны тетя не спрятала, а просто положила в своей комнате на столе. Алька, конечно, не удержался и прочел пылкое послание Шмакова. И хотя Алька не забыл про зуб мамонта, который обещал привезти ему Вадим, он все же остался доволен Петром: вот это настоящий мужчина, рыцарь.
Алька, разумеется, первым известил тетю, едва только увидел «Волгу» с белыми шашечками на боку, которая круто развернулась у дома соседей:
— Тетечка, Петр приехал!
— Прекрасно. — Тетя Кира, как показалось Альке, решила прикинуться равнодушной. Сказала «прекрасно» и осталась сидеть у своего стола, где рисовала в блокноте эскиз театрального задника с видом многоэтажных домов для нового спектакля будущего сезона.
Алик немножко даже растерялся: не ожидал такой реакции. Но когда через несколько минут он снова проходил мимо приоткрытой двери в комнату тети, то у стола уже не увидел ее. Тетя Кира стояла возле шкафа с зеркалом и перебирала платья, висевшие на плечиках. Может, какое-то другое платье хочет надеть? Но и это хорошее. Просто замечательное платье! Так идет ей.
Насчет платьев Алька ничего советовать тете не стал. Не очень она это любит. Да и не его, в общем, дело, пусть что хочет, то и надевает. Лучше заглянуть к соседям — что там Петр интересного рассказывает, какие привез сувениры.
Однако не ко времени был его визит. Бабушка открыла ему калитку, сказала с беспокойством:
— Посиди у крылечка. Валера скоро выйдет.
Но порядочно пришлось сидеть Альке «у крылечка». А потом в открытое окошко он услышал раздраженный голос Петра:
— Как же это так: уехал, понимаешь, на две недели — кавардак, в доме. Сколько лет жил пес, здоров был, а без меня сдох сразу. Где хоть зарыл-то, покажи.
На тихо сидевшего Альку Петр лишь покосился мельком. Не разберешь: то ли кивнул, приветствуя, то ли голову так повернул? Вместе с Валеркой Петр прошел к малиннику, к тому месту, где они закопали Буяна. Алька не пошел туда — не приглашали. Остался сидеть «у крылечка». Только и ходить не надо было: все, о чем говорили у малинника, было слышно и ему.
— А ты откуда знаешь, что своей смертью подох? — сердито спросил Петр.
— Он болел перед этим, — виновато отвечал Валерка. — Есть не брал.
— Потому, может, и не брал, что отравил кто-то. Думаешь, мало таких, кто на сад зарится? Кинули отравленной колбасы, вот и дело сделано — подох. Знаем такие штучки! Чьих только рук это дело, узнать бы!
— Да он же старый был, — попробовал возразить Валерка. — От старости и подох.
— Экие годы — пятнадцать лет! У Прибыловых пес двадцать второй год живет, а попробуй подойди к ограде! Зверь!.. Нет, хозяин молодой, плохо ты за порядком следил. Плохо. Не то я тебе наказывал! А ну, пойдем забор поглядим. Теперь жди гостей, уж тропку, поди, протоптали…
Два часа назад Валерка смотрел забор, ничего подозрительного не увидел, а Петр сразу отбитую снизу доску заметил. И снова, конечно, — выговор Валерке.
«Да-а, — сочувственно подумал Алька, — жизнь у Валерки — не позавидуешь. И яблок их знаменитых не надо, и груш «бере», и малины, что по пять ведер собирают, а сами почти не едят: все на базар мать носит. Ничего не надо. Только бы не слышать таких выговоров. Странно даже: в открытке — ого! — расписал, аж в Париж да в Антарктиду собрался тетю нести, а тут раскричался, будто настоящий кулак».
Альке надоело ждать и вообще противно как-то стало. Поднялся он с лавочки, что у крылечка примостилась, тихонько прошел к тесовой калитке, откинул железную щеколду. И на сувениры не хотелось ему смотреть и о Прибалтике слушать. Валерка придет, сам скажет, если что интересное было…
Не все, что говорилось у Шмаковых, но кое-что слышала со своего двора и тетя Кира. Забор же один, соседи. Она бы и дольше могла слушать, но не стала. Вошла в дом, закрыла за собой дверь. В своей небольшой комнате немало времени, задумчивая, просидела она у письменного стола. Не раз взглядывала на открытку, стоявшую перед ней, смотрела на ажурные башенки, церкви Святой Анны. «Рыцарское» послание Шмакова перечитывать было отчего-то неприятно.
Потом она еще с полчаса рылась в своих эскизах, рассматривала их, щурясь и недовольно вздыхая, и наконец пришла к мысли, что должна непременно, сейчас же сходить к главному художнику — посоветоваться кое о каких сомнительных моментах. А вечером стоило бы посмотреть очередной спектакль горьковского театра, который начал свои гастроли в их помещении.
Приняв такое решение, Кира сразу заторопилась, уложила в сумку альбом с эскизами и сказала Альке, возившемуся у своих аквариумов, чтобы он не морил себя голодом и через час взял в холодильнике борщ, разогрел его и поел рисовую кашу. А она вернется поздно — останется на вечерний спектакль…
Петр Шмаков не знал, что Кира ушла. После обеда он поманил пальцем Валерку и спросил, есть ли у него деньги.
— А зачем тебе? — испугался Валерка. — Сколько надо?
— Отпускник всегда без денег, — пошутил Петр. — В сберкассу далеко ехать. Не хочется. Завтра отдам. Десятки мне хватит.
Валерка вошел в свою комнату, минуты три его не было, потом вернулся, подал десятку.
— Вернешь завтра? Точно? — решил напомнить он.
— Ох и сквалыга! Обещал — значит, верну.
Петр надел новую рубашку, начистил ботинки и пошел в магазин. Скоро возвратился со свертками, сквозь капроновую сетку виднелась бутылка вина. Захватив дома прибалтийские сувениры, он позвонил у калитки соседей.