Янка хотела сказать, что конфет в вазочке всегда меньше, чем она ожидает, а краем глаза она замечала мелькнувшее не далее как позавчера: мелькал летевший ей в голову пенал, в школе, но королева спрашивала явно не об этом.
– Нет, – помотала головой Янка.
Много говорить в присутствии монаршей особы она не решалась. Ещё ляпнет что-нибудь.
– Гм. Значит, там у вас действительно мир без фей… Гм… Что ж…
Королева надолго замолчала.
– Скажи, девочка, тебя ведь можно называть девочкой, не так ли, а хотела бы ты, чтобы в твоём мире появились такие как мы?
В бар «Под каблуком» Янка вернулась где-то в половине одиннадцатого. Внутри было не пропихнуться. Хорошо ещё, феи не курили. Она встала на пороге и сморщилась от шума. Ну и где все? А, вот, Степан встал и машет ей рукой.
Янка протолкалась к столику за колонной, из-за которой она их и не заметила. Колонна была сделана из пустого баллончика от дезодоранта для обуви.
– Ты куда делась? – проорал Степан ей в ухо. – Мы тебя потеряли.
– У королевы была! – крикнула она в ответ.
– А?
– У королевы!
– А?
– У…
Янка поняла, что не докричится, показала пальцем на рот, на ухо, скрестила ладони: ничего не слышно. Фёдор молча подёргал её за руку и показал на лавку, приглашая садиться.
Янка осмотрела стол. Часть посуды явно самодельная. Например, если отрезать кусочек толстой трубочки для коктейля и запаять дно, получится стакан для коктейля. Крышки от пивных бутылок – готовые миски, если выпрямить. Другая часть посуды явно из кукольного набора, у неё был такой в детстве. И тогда ей очень нравился. Теперь, когда она уменьшилась, эти фарфоровые чашки и тарелки казались ей толстыми и грубыми.
Ладно хоть пищу феи ели человеческую. В прямом смысле. У больших потихоньку изымали, те не замечали, или воспринимали как должное. Это так и называлось: доля фей. Машка подвинула Янке кукольную тарелку с двумя остывшими макаронинами, и разноцветный напиток в стеклянном кривоватом игрушечном стаканчике. Янка поискала глазами приборы, не нашла, вздохнула, вытерла для гигиены руки о джинсы, взяла двумя руками макаронину и вгрызлась в край. По её щекам потекло остывшее масло.
На сцене, невидимой за колонной, три фея с растрёпанными волосами и расстёгнутыми до пупа рубашками орали:
– Это чего? – спросила, когда певцы стихли, Янка, вытирая лицо и руки салфеткой, сделанной из одного слоя большой человеческой бумажной салфетки.
– Поют. По очереди. После работы развлекаются, – объяснил Фёдор, ковырявший в зубах щепкой-зубочисткой.
– Я поняла, что это не солисты Большого театра. А что они там про фею такое, что это ещё за хватай, почему резать её надо?
– Гномы сочинили. – Машка пальцем собирала со стенок своего стакана пену от милкшейка. – Так, подразнить. А у нас всем понравилась. Теперь поют. Там вначале про зубную фею, между прочим.
– Гномы? – Янка подавилась куском второй макаронины.
– Ну да.
Машка заглядывала в стакан, выискивая остатки пены.
– У вас ещё и гномы есть?
– Почему у нас? Они просто есть.
Машкин язык не доставал до дна. Она со вздохом поставила стакан на подставку. Вырезанную из бумаги для рисования.
– Поезда видела? Гномья подземная железная дорога. Вот, как-то паровоз у них сломался, и они тут до утра сидели. Не в этом баре, а в «Теле-клубе», который под телевизором. Я точно знаю, потому что прабабка моя с ними всю ночь сидела, домой до двенадцати не успела. Утром хозяин бара приходит – песня готова, гномы тоже готовы, пьяные валяются, прабабка кругами ходит, песню поёт, на вопросы не реагирует. Ну, а потом все её выучили.
– Подожди.
Янкин живот переваривал макароны, а голова – гномов. К своему превращению в фею она уже слегка привыкла, тем более что она от этого никак не изменилась, и совершенно не думала о себе как о сказочном персонаже. Так, новые обстоятельства, новые знакомые. А тут гномы. Надо же. Кто ещё у них водится? Людоеды? Машиимедведи?
Пол слегка затрясся. Кто-то из больших прошёл на кухню.